Путешествие в Закудыкино

Существует легенда о Вечном Жиде, согласно которой Иуда Искариотский не познал смерти, но, сорвавшись с удавки, остался жить. Надолго. Навсегда. Понеся через вечность печать проклятия, олицетворяя своим именем само понятие предательства. Говорят, так и бродит по сей день его неприкаянное тело по земле – по пыльным дорогам Палестины, по цветущим садам и виноградникам Иудеи, по расцвеченным рекламными огнями каменным городам Америки и Европы, по бескрайним просторам необъятной и непонятной никакому рациональному уму России. Бродит скиталец и ищет, неустанно ищет Того, Кто должен бы по непреложному обетованию воскресить Израиля, поставить его над народами земли, утвердив предопределённость превосходства семени Аврамова над эллинским плодовитым тернием. Но Которого, мечтая отдать Ему жизнь свою, обрёк на мучительную позорную смерть, обращённую мудрым и человеколюбивым промыслом Божьим в славу Воскресения и торжество Жизни.

Легенда легендой, а только Евангелие говорит о другом. А значит, так оно и было, что бы ни приписывал этим событиям досужий человеческий домысел. Но дух Иуды всё же бродит по миру приставучим, навязчивым призраком, ища последователей и неизбежно находя их среди человеков. Покуда каждый некогда живший и живущий ныне на земле не ответит Спасителю ещё живой своей человечностью, хотя изрядно уязвлённой, порабощённ страстьми и похотьми. Ответствуя же на слово Христа, рекшего: «Истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня»,[102] непременно обратится к своей совести и, опечалившись, скажет болезнующим сердцем, вторя Двенадцати: «Не я ли, Равви?».

«Впрочем, Сын Человеческий идёт, как писано о Нём, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться».[103]

Книга шестая Мытарства

XLI. О, Русь моя! Жена моя!

Мы стремительно преодолели широкий поток будто маленький, ничего не значащий ручеёк. Настя аж завизжала от восторга, когда наш «луноход», разбивая в брызги степенную водную гладь, буквально вгрызся в её неспешную жизнь, порушил тишину и покой речных обитателей да поскользил легко и уверенно к противоположному берегу. А таксист, преисполнившись гордостью, так и светился от удовольствия. Что ж, ему удалось не только форсировать последнюю преграду на нашем пути, но и изрядно удивить своих пассажиров той лихостью, с которой он это сделал.

«Река раскинулась. Течёт, грустит лениво и моет берега»[104], – так, кажется, у поэта. Поток остался позади, и его размеренное, неохотное, будто от нечего делать движение навеяло на память строки Александра Блока. И впрямь ленивое, грустное течение, словно безразличное к происходящему по ту сторону береговой черты – к прибившимся чёрным разлагающимся трупам топляка, к разорванным земснарядами в клочья некогда могучим утёсам, к насквозь пронизанным лунным сиянием, зловещим скелетам недостроя… Да мало ли какими ещё «красотами» богата ныне отечественная глубинка. Да разве только глубинка? Вся Русь Святая несёт уныло свои воды-лета сквозь мерцающий всполохами дальних галактик космос истории, через созвездия легенд и сказаний. Былинным всадником Святогором она мчалась некогда вскачь по бескрайней степи – вольной волюшке, в которой есть где разгуляться и силушке богатырской поиграть-потешиться, могучей, могущей и за себя постоять, и ближнего малого оберечь-защитить. Да и просто погулять-позабавиться, удалью молодецкой похвастаться, ворогов-супостатов упредить от мыслей лихих, завидущих. Неудержимая, она летела птицей-соколом, разрывая оковы лености и праздности, поднимаясь в силе, воспаряя славой, обрастая землями, богатея полями и лесами, безбрежными морями и степенными могучими реками. Те полные водами, как дух русский верою, омывали её чистое белое тело от скверны прилипчивой чешуи мирского иноземного мудрствования, что блестит-сверкает отражённым сиянием чуждых ложных истин. Она не уставала, не отставала, неизменно отрывалась от лицемерных приставаний заезжих женихов, не умеющих её объять, обаять и покорить, поставить на колени или ещё как ради своей забавы-похоти. Но вопреки своим чаяниям-расчётам они лишь предобавляли ей в кровь адреналина, в сердце неиссякаемой, никогда не поругаемой веры, дух русский преисполняя пассионарностью, всегдашней готовностью к подвигу.

И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
И мнёт ковыль…