– Блаженный какой-то. Всё ходил со скляночкой по всем весям земли этой, исцелял больных Живой водичкой, а случалось, и мёртвых воскрешал. При жизни-то его не очень жаловали, всё больше посмеивались, водоносом обзывали, издевались, били даже иногда. А он, знай, всё своё талдычит: «Ничё, ничё…. Бог простит, а я не в обиде». Как вы вот, когда я над вами подсмеяться решила.
Глазки её опять намокли, и она снова отвернулась к окну.
– А когда умер он, даже не схоронили его как положено по христианскому обряду. Вроде и не воевода вовсе, да и вообще не человек. Так, выкинули тело за околицу, ближе к источнику водицы его Живой, дескать, других воскрешал, пускай теперь себя воскресит. А он не воскресил. Люди добрые, которым он помогал, закопали его потихоньку рядом с источником и крестик из прутиков на холмике могильном поставили. Вот и всё.
– Что ж, так и закончился род Берёзовых? – не сдавался я, не разумением ещё, но сердцем вещующим чувствуя, что именно в этом направлении мне стоит двигаться на пути к моей не вполне осознанной пока цели.
– Не совсем. Было у него два сына – Борис и Ефрем. Только не любили они отца, больше деда почитали. А батюшке своему наипервейшие враги были, больше остальных он от сыночков своих снёс. Только и ждали, как бы поскорее умер он, чтобы место его занять. А как заняли, вскорости вспомнили об отце, вернее о Живой воде его. Целый бизнес наладили на этом деле – заводик соорудили, да водичку ту, которой их батюшка людей даром исцелял, за деньги продавать стали, да за немалые. Совсем обнаглели. Раз прохожий один, старик совсем, подошёл к источнику воды напиться с дороги, силы поправить. Так они его схватили, словно вора и велели высечь на площади перед храмом, чтоб другим не повадно было. Схватить-то старика схватили и на площадь вывели, собрались, уж было, сечь, а он бац и исчез, как и не было его. А только с той поры источник воды-то Живой иссяк совсем, пересох в одночасье. А через некоторое время пошёл по земле мор, беспощадный, безжалостный, какого ни до, ни после того не было больше. Много людей унёс, причём с муками страшными. Больше всех мучались Борис и Ефрем, тяжело умирали, долго, пока не сгнили заживо, так что и похоронить-то их, как следует, не смогли – нечего было. Гниющие тела превратились в бесформенное, смердящее, булькающее месиво, а они всё стонали, всё жили. Вот так. Зато, как умерли они, Живая вода снова забила маленьким, тоненьким ключиком, толщиной со спичечку. Благодаря этому ключику люди и победили мор, отступил он и больше не появлялся. Тогда-то и вспомнили они про Берёзова-водоноса, стали прощения у него просить на могилке, благодарить его за водицу Живую, а впоследствии и почитать как святого. Вот такая история. Только Закудыкино с той поры не поднялось больше, слишком многих мор унёс, так что утратило оно своё центральное значение, так и осталось простым селом. А потом и вообще о нём забыли почти.
Только род Берёзовых, должно быть, не пресёкся, ведь были же дети у Бориса и у Ефрема. Говорят – по легенде так выходит – что потомки Берёзовых есть, живут, но рассеяны где-то по России и не знают корней своих. Потому что из фамилии той каким-то образом пропали две первые буквы – «Б» и «Е», чтобы даже позорную память о Борисе и Ефреме вытравить из рода. Но придёт, говорят, дальний-дальний потомок Берёзовых, вернётся в Закудыкино[12]
. Только когда это будет и будет ли вообще, не знаю.Настя вздохнула тяжело и отвернулась. Что ж рассказ окончен, говорить больше не о чем. Машина неслась по ровной недавно отремонтированной трассе, певуче урча мотором и попискивая на поворотах. За окнами всё так же пролетал мимо великолепной красоты пейзаж российской глубинки, а мы молчали, погружённые в важные, завладевшие сознанием мысли. Каждый в свои. Никакие новые приключения на нашем пути не ожидали нас более вплоть до самого рубикона, который предстояло нам перейти, за которым возврат к прежней безмятежной жизни окажется для нас невозможным.
XV. Село Первомайское и его обитатели
Первомайское встретило нас не по-доброму, неприветливо как-то. Сначала, только свернули мы с трассы на дорогу, ведущую к селу, да проехали немного, так что уже показались за перелеском разноцветные крыши домов, то нагнали вскоре мужичка одного интересного и весьма занимательного. А примечателен тот мужичок тем, что пьян был в хлам, так что дороги, довольно широкой впрочем, ему явно не хватало. Так и шёл он, словно челнок телепаясь между обочинами, то вправо, то влево, безуспешно пытаясь выбрать правильное направление движения.
До чего ж забыл себя несчастный народ земли этой. Будучи некогда Великим Русским и ведь помня о том заброшенной генетической памятью, он тщетно ищет путь свой. И бросает его горемычного, душою пьяного до забытья, между искусственным безродным именем Советский и общаково-погоняльной кликухой Россияне.