Опечалился царь, закручинился. Да не из того, что не помнит ни хрена, оно то ж не впервой у него с головой-то, то ж и раньше было. Тут беда покруче. Сроку-то государством владеть-править осталось тьфу, всего ничего, без году неделя, а наследничка-преемничка у царя того не было. Ну, ни единого, хоть какого-нибудь завалящаго. Даром и было-то три раза. Сел царь на трон свой, собрал думу в головушку, прямо всю сразу и ну давай её думать. День думает, другой думает, тяжело оно с непривычки-то. Все дела государственные позабросил, даже суку свою любимую до ветру выгуливать позабыл. А на третий день придумал.
Разослал царь гонцов по всем местам да весям царства своего, чтобы, значит, пошукать-порасспрашивать – а нет ли где сыночечка его, наследничка-преемничка. Ведь был же третий раз, а что в нём было, с кем и как, не помнит. Может и получилось чего? Поскакали гонцы в разные стороны, ищут сыском, спрашивают с пристрастием, в карту генетическую пальчиками тычут, сличают.
Долго ли, коротко ли они так рыскали, а только аккурат к Рождеству возвернулись все разом. Выстроились в шеренгу, докладывают.
– Дорогой ты наш еси царь-батюшка, государь и прям-таки отец родной. Все то мы дороги поисхаживали, во все дырочки носы свои позасовывали, всех баб пораспрашивали и мужиков даже на всяк случАй. Так что можем нынче тебе доложить без самой наималейшей утайки всё как есть.
– Ну, так докладывайте! Чё резинку-то из трусов тянуть?! – не вытерпел царь и кулачком так об Конституцию шмяк. Той-то конечно ничё, не впервой, а всё ж обидно.
– Докладаем, – говорят. – Сынов, значит, нету, как и не было вовсе. А вот наследничков завались, хоть в штабеля их укладывай.
Делать нечего. Взял тогда царь первого попавшегося «наследничка» да и назначил преемником. А чтоб не напортачил чего, да мало ль ему убогому чё в башку-то втемяшиться может, сам царь уходить пока погодил да втихаря-то тем государством всё ещё правит. А как же ж? Нельзя ж кому ни попади такую делу доверить. Так-то вот.
О рабах, слугах и сынах.
У нас в Рассее завсегда люди-то разные были. Все там в Европах-то говорят, что мы какие-то не такие, ну, неправильные какие-то. Оно что ж, оно и взаправду так. Иго монгольское, слышь ты, погнали, а Лжедимитрия этого почитай сами до Кремля проводили и на трон усадили. Потом уж, правда, из окошка-то его кувырк, скинули. Да чего уж тут, не по башке, видать, наука. И слышь ты, вот всегда у нас так, то зашибить можем ненароком, то последнюю рубаху с пупа снямши, одарим, обласкаем. И попробуй только не возьми, зашибём пуще прежнего. Вот от чего это? О-о-о! А я тебе скажу. Ага. Вот послушайте, мужики, чё народ-то бает.
Задумал однажды Грозный Царь церкву поставить. Да не простую там какую-нито, а Храм, чтобы, значит, другой такой во всём мире не сыскать было. Ага. Наилучших строителей со всего царства согнал для этого дела. А заморских архитекторов нам тогда и даром не нужно было, сами, вишь ты, с усами. Это теперь без тамошних мы и до ветру-то не дойдём, расплескаем всё в штаны по пути. А тогда не так было. Да. Дык вот, значит. Строят они, строят своим макаром, приказчики к Государю всё шастают, докладают, значит. А как же ж, Царь-то грозный был, у-у-у, жуть. Только по-ихнему, по-приказчикову-то, всё гладко получается, как у еврея в лавке. Засомневался Царь тогда. В Рассее-то так не бывает, отродясь тако не было, чтобы всё чин-чинарём. Порешил Государь сам всё разведать, разузнать. А ежели врут приказчики, то тут Малюта без дела чё-то застоялся, аж прихворнул малость. Снял Царь с себя одёжу царскую, ну, чтобы не признал никто, надел мужицкую, да не совсем чтобы уж, а так, сносную – Царь всё ж таки – и пошёл на строительство.
Пришёл. Глядит. А тааам шум-гам… Всё движется, кипит, работают люди-то. Видит Царь, мужик какой-то тачку с каменюками впереди себя толкает, надрывается, аж взопрел весь. Остановился тот мужик передохнуть чтоб да водицы испить, а Царь уж тут как тут. Спрашивает.
– Здрав буди, работный человек, а скажи-ка ты на милость, чё это ты такое делаешь тут?
– И тебе здраву быти, добрый человек, – отвечает рабочий. – Как это чё? Не видишь разве, каменюки ворочаю. Только ты это, не мешай, приказчик люты-ый, враз по хребтине вдарит, – и пошёл себе дальше с тачкой-то.
«Да, – подумал Государь, – справный работяга, старательный. Надобно к вечеру водки им выкатить, да и приказчика не обидеть».
Только он так подумал, глядь, а мимо другой мужик тачку катит, да ещё шибче чем первый, и каменюков в ней поглавнее будет. Царь к тому мужику-то и подкатил с вопросом.
– Здрав буди, работный человек, а скажи-ка ты на милость, чё это ты такое делаешь тут?
– И тебе здраву быти, добрый человек, – отвечает рабочий. – Как это чё? Не видишь разве, на хлеб-соль зарабатываю. Семья-то большая, семеро по лавкам сидят мал мала меньше. Только ты это, не мешай тут, приказчик люты-ый, враз штрафанёт. А мне-то каждая копейка дорога, она ведь рубль бережёт, – и пошёл себе дальше с тачкой-то.