Путешествие внутрь иглы. Новые (конструктивные) баллады

Вспомнить пора мне о старшей сестре:
это случилось почти на заре.

Ночь задержалась на миг у окна:

в спаленке детской разверзлась стена.

Гномов оттуда бесшумный отряд

вышел за рядом причудливый ряд.

И – перед тумбочкой в дальнем углу

расположились они на полу.

Тут же сестру я мою разбудил —

страх от нас долго еще отходил.

Щурясь от лунного в стену луча,

что-то угрюмо под нос бормоча,

в грубых ботфортах и рваных плащах,

с лицами взрослыми в детских прыщах,

трогая шпаги на толстых ремнях,

или мушкеты держа в пятернях,

гномы враждебно смотрели на нас, —

и было трудно поверить в тот час,

что их явленье в ночной тишине

нам не привиделось в утреннем сне.

Сказки любили с сестрой мы всегда,

это как раз и спасло нас тогда:

не как пустых сновидений плоды

встретили гномов мы злобных ряды —

даже последнему призраку льстит,

если при виде его заблестит

глаз человеческий верой живой,

что он в собрата глядит пред собой, —

значит, нам кто-то посланье несет

все об одном – что нас вера спасет.

Только вступили мы в новую роль,

выступил с речью их юный король:

к нашей кровати почти подступив,

руку на шпагу свою опустив,

(шпага была в драгоценных камнях,

спальня тотчас засияла в огнях)

он, нам отвесив изящный поклон,

светел и грозен, как бог Аполлон,

просто заметил в ночной тишине —

прежде всего обращаясь ко мне —

что на родителях наших вина:

есть между ними обида одна, —

эту обиду нельзя ни простить,

ни в обиходный пустяк обратить, —

будет она, как смертельный недуг,

жизни точить их дальнейший досуг, —

и для того, чтоб тот долг погасить,

нужно меня иль сестру обратить

в гнома, что чужд как добру, так и злу:

много их было внизу на полу.

А в заключенье король дал понять,

что, для того чтоб проклятие снять,

павшее тяжко на нашу семью,

кандидатуру скорее мою

он предлагает, не в силах решать:

нашу судьбу нам самим выбирать!..

Только спустя много лет я узнал,

что не случайно он так нам сказал:

матери нашей отец изменил,

и как бы душу любви погубил, —

полом мужским продолженье отца,

должен тот путь я пройти до конца.

Каждое слово, как град на цветы,

падало в сердце нам, руша мечты:

так мы и взрослыми стали людьми,

быть перестав в те минуты детьми.

«Что ж вы решили? скорее, друзья, —

ждет пополнения гномов семья!», —

шпага блеснула из ножн и ремня:

ею вот-вот он коснется меня.

В этот момент и сказала сестра

(помню, как будто все было вчера):

«Брата оставь, о, великий король!

участь его разделить мне позволь!

вам никогда он не будет родной,

я же могу тебе стать и женой,

для вашей жизни он слишком непрост,

мне же не страшен ваш маленький рост, —

да и к тому же, я часто больна:

жизнь моя детской печалью полна,

силы волшебные скрыты в тебе:

может, моей ты поможешь судьбе».

Ей улыбнулся красивый король:

«Пусть будет так – ни болезни, ни боль

ты не узнаешь отныне, мой друг,

рад я принять тебя в пестрый наш круг, —

славный народец, хоть дерзок и груб,

вот только мне он до странности люб,

также и ты к ним любовь сохрани:

детского счастья не знали они,

мне же ты с первого взгляда мила, —

рад, что судьба наконец нас свела».

Это последние были слова,

слабо в окне шевелилась листва,

страшной бывает подчас тишина,

если к большим переменам она.

Руку со шпагой король протянул,

в этот момент я вдруг крепко заснул.

Утром проснулся я в спальне один —

им остаюсь до глубоких седин:

жаль, что сестра моя даже во сне

с тех давних пор не наведалась мне…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Впрочем, еще одна версия есть:
жизни простой она делает честь

(выдумка тем, в основном, хороша,

что развлекается ею душа), —

будто бы то скарлатина была

что в первый месяц сестру увела.

Так и ушла не простившись она,

в память осталась могилка одна.

Ну, а спустя всего несколько лет,

я в той семье появился на свет.