Читаем Путешествие во тьме полностью

— Ну, буду играть в гольф и дышать воздухом.

— Как мило, — сказала я. — Как поживает Жермен?

— О, замечательно. Она вернулась в Париж. Ей не нравится в Лондоне.

— За городом, должно быть, хорошо.

— Да, — согласился он, — там свежий воздух.

— Ты писал мне об этом, — напомнила я, — в своем письме.

— В каком письме? Ах, да, да, припоминаю.

— Только не проси меня его отдать, — сказала я, — я его выбросила.

— Послушай, не надо унывать, — сказал он, — все в конце концов уладится. Я не вижу оснований для беспокойства.

Когда вернулась Лори, я плакала. Она сказала:

— Господи, ну что ты ревешь? Какой в этом смысл? Ты обо всем договорилась?

— Да, — ответила я.

— Тогда о чем же плакать?

С ней пришел д'Адгемар. Он сказал: «T'en fais pas, mon petit. C'est une vaste blague»[55].

<p>7</p>

Спальня в квартире миссис Робинсон была очень чистенькой, на столе в вазе стояла мимоза.

Она вошла с улыбкой. Она была швейцарка — французская швейцарка.

Улыбнувшись ей, я сказала:

— Elle sont jolies, ces bleurs[56].

Я хотела показать ей, что знаю французский, хотела ей понравиться.

Она сказала:

— Vous trouves? On me les a donnes. Mais moi, j'ai horreur des fleurs dans la maison, surtout de ces fleursla[57].

Она была высокой, полной и довольно красивой и вся так и светилась здоровьем. На ней было красное облегающее платье, несколько безвкусное, если принять во внимание ее полноту. Я подумала: «Она не очень-то похожа на француженку». Я подала ей небольшой холщовый мешочек с деньгами. Я и не подозревала, что золото такое тяжелое.

Она улыбнулась, кивнула и, жестикулируя, стала говорить мне о том, что я должна делать после. Это было единственное, чем она походила на француженку, — привычка жестикулировать.

Она налила мне немного бренди.

— А я думала, дают ром.

— Comment?[58]

Я выпила его очень быстро, но совсем не опьянела. И мысленно твердила: «Она ужасно опытная. Лори говорит, что она страшно опытная».

Она вышла, и я закрыла глаза. Я не хотела видеть, что она будет делать. Почувствовав, что она стоит рядом, я проговорила:

— Если я не смогу терпеть и попрошу вас остановиться, вы сделаете это?

Она сказала таким тоном, как будто разговаривала с ребенком:

— Да, да, конечно, конечно.

…Земля уходила у меня из-под ног. Очень медленно. Так медленно…

— Хватит, — взмолилась я, — прекратите.

Она не ответила. Я не могла пошевелиться. Слишком поздно, уже слишком поздно.

Она сказала: «Всё», — и шумно вздохнула.

Я открыла глаза. Я продолжала плакать. Она отошла от меня. Я села и почувствовала, что все теперь стало другим. Она подала мне мою сумочку. Я вытащила оттуда носовой платок и вытерла лицо.

Я подумала: «Все кончено. Кончено?»

Она сказала:

— Все будет хорошо. Через две-три недели все пройдет.

— Все пройдет?

— Будьте уверены.

Она улыбнулась и вежливо произнесла:

— Vous etes tres courageuse[59].

Она похлопала меня по плечу и вышла, а я стала одеваться. Потом она вернулась и проводила меня до двери. На пороге она пожала мне руку и сказала:

— Alors, bonne chance[60].

Я вышла наружу. Мне было страшно переходить дорогу, а потом я почувствовала еще больший страх, потому что мне показалось, что дома по обеим сторонам улицы вот-вот опрокинутся на меня, а мостовая выскользнет из-под ног. Но больше всего я боялась людей, которые шли по улице, потому что я умирала; и именно поэтому любой из этих людей мог подойти и сбить меня с ног или показать мне язык. Как тогда, дома, когда был маскарад и одна девчонка подкралась ко мне сзади, а когда я оглянулась, высунула длинный язык через прорезь в маске.

Мимо проезжало такси. Я подняла руку, и оно остановилось. У меня не было сил открыть дверь, и шофер вышел из машины и помог мне.

Лори ждала меня в квартире на Лэнгем-стрит. Когда я вошла, она спросила:

— Ну как, первая часть операции прошла нормально?

— Да, — ответила я, — она говорит, мне надо просто ждать и все пройдет как надо. Она говорит, я должна как можно больше ходить и просто ждать, ничего не делать — только ждать, и все пройдет как надо.

— Значит надо делать то, что она велела. Она очень опытная.

— Я немного подожду, — сказала я, — но надеюсь, это будет недолго, иначе я не выдержу. А ты бы смогла? Она еще спросила, одна я ночую или нет, но лучше этого не делать.

— Слушай, а позови ты эту поденщицу, миссис Как-ее-там, пусть с тобой побудет…

— Миссис Поло.

— Ну и имечко! Почему бы тебе не попросить эту миссис Поло побыть с тобой?

— Она не может. У нее маленький ребенок. И мне кажется, ее лучше не вмешивать в это дело.

— Тоже верно, — согласилась Лори, — лучше вообще никого больше не вмешивать в это дело. С тобой все будет в порядке. Эта женщина очень опытная.

— Да, я знаю. И мне нужно только приготовиться и ждать.

— В любом случае, я бы поменьше налегала на джин на твоем месте. Ты недавно опять перебрала.

В комнате было много мебели, и розовые шторы, и подушки, и коврики с бахромой. Очень шикарно, как сказала бы Моди.

Перейти на страницу:

Все книги серии Post Factum

Солдат всегда солдат. Хроника страсти
Солдат всегда солдат. Хроника страсти

«Солдат всегда солдат» — самый знаменитый роман английского писателя Форда Мэдокса Форда (1873–1939), чьи произведения, пользующиеся широкой и заслуженной популярностью у него на родине и безусловно принадлежащие к заметным явлениям европейской культуры 20-го столетия, оставались до сих пор неизвестны российским читателям.Таких, как Форд, никогда не будет много. Такие, как Форд, — всегда редкость. В головах у большинства из нас, собратьев-писателей, слишком много каши, — она мешает нам ясно видеть перспективу. Часто мы пишем ради выгоды, славы или денег. …у многих из нас просто не хватает моральной стойкости, которая неотделима от нелегкой писательской судьбы.Форду выдержки было не занимать. Он ясно понимал, что выбирает человек, решая стать писателем… Форд — настоящий аристократ. Профессиональный писатель, не запятнавший себя ни словом, подлинный мастер, он всегда держался твердо, умел отличить истинно значимое от ложного, мелкого… Форд Мэдокс Форд — богач. Втайне мы все желали бы стать такими богачами. Его богатство — добротная работа и самоуважение…Шервуд АндерсенПосле Генри Джеймса это сегодня самый сильный романист, да и в мастерстве ему, пожалуй, нет равных. Мир, увы, слишком занят петушиным боем коммунизма и фашизма, чтобы прислушаться к философии этого английского тори. А зря — Форду одинаково претит и политика консерваторов, и любая другая доктрина.Грэм ГринБольше всего к Форду применимо слово «широта». Он любил повторять: гений — это гениальная память. У него самого память была необъятная. Никто так не восхищался писателями старшего поколения и не открыл столько молодых талантов, как он. И ведь он до конца оставался неуемным энтузиастом и искателем. Он был фанатично, по гроб жизни, предан искусству: так умеют только англичане — безоглядно, весело. Казалось, сердцу его тесно в грудной клетке: всё в нем выпирало наружу — стойкость, широта, щедрость.Роберт Лоуэлл

Форд Мэдокс Форд

Классическая проза / Проза
Южный ветер
Южный ветер

«Южный ветер» (1917) — самая знаменитая РєРЅРёРіР° английского писателя Нормана Дугласа (1868–1952), выдержавшая более РґРІСѓС… десятков переизданий Сѓ себя РЅР° СЂРѕРґРёРЅРµ Рё переведенная РЅР° РјРЅРѕРіРёРµ языки, впервые издается РІ Р РѕСЃСЃРёРё. Действие романа РїСЂРѕРёСЃС…РѕРґРёС' РЅР° вымышленном острове Непенте, название которого означает лекарство, избавляющее РѕС' боли Рё страданий или «блаженство», однако именно здесь героев ждут непростые испытания……У Дугласа настолько оригинальный склад мысли, что, читая «Южный ветер», ты нет-нет РґР° похвалишь автора Р·Р° точно найденную форму выражения вещей весьма тонких, едва уловимых.…Ведь РЅР° самом деле лишь ничтожнейшая часть того, что РјС‹ называем «сутью вещей», попадает РЅР° страницы романов, Р° главное обычно остается «за кадром». Р

Анна Чиж-Литаш , Даша Благова , Жанна Гречуха , Лорд Дансени , Норман Дуглас

Фантастика / Классическая проза / Научная Фантастика / Фэнтези / Современная проза
Вели мне жить
Вели мне жить

Свой единственный, но широко известный во всём мире роман «Вели мне жить», знаменитая американская поэтесса Хильда Дулитл (1886–1961) писала на протяжении всей своей жизни. Однако русский читатель, впервые открыв перевод «мадригала» (таково авторское определение жанра), с удивлением узнает героев, знакомых ему по много раз издававшейся у нас книге Ричарда Олдингтона «Смерть героя». То же время, те же события, судьба молодого поколения, получившего название «потерянного», но только — с иной, женской точки зрения.О романе:Мне посчастливилось видеть прекрасное вместе с X. Д. — это совершенно уникальный опыт. Человек бескомпромиссный и притом совершенно непредвзятый в вопросах искусства, она обладает гениальным даром вживания в предмет. Она всегда настроена на высокую волну и никогда не тратится на соображения низшего порядка, не ищет в шедеврах изъяна. Она ловит с полуслова, откликается так стремительно, сопереживает настроению художника с такой силой, что произведение искусства преображается на твоих глазах… Поэзия X. Д. — это выражение страстного созерцания красоты…Ричард Олдингтон «Жить ради жизни» (1941 г.)Самое поразительное качество поэзии X. Д. — её стихийность… Она воплощает собой гибкий, строптивый, феерический дух природы, для которого человеческое начало — лишь одна из ипостасей. Поэзия её сродни мировосприятию наших исконных предков-индейцев, нежели елизаветинских или викторианских поэтов… Привычка быть в тени уберегла X. Д. от вредной публичности, особенно на первом этапе творчества. Поэтому в её послужном списке нет раздела «Произведения ранних лет»: с самых первых шагов она заявила о себе как сложившийся зрелый поэт.Хэрриет Монро «Поэты и их творчество» (1926 г.)Я счастлив и горд тем, что мои скромные поэтические опусы снова стоят рядом с поэзией X. Д. — нашей благосклонной Музы, нашей путеводной звезды, вершины наших творческих порывов… Когда-то мы безоговорочно нарекли её этими званиями, и сегодня она соответствует им как никогда!Форд Мэдокс Форд «Предисловие к Антологии имажизма» (1930 г.)

Хильда Дулитл

Проза / Классическая проза
Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду
Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду

В этой книге впервые публикуются две повести английского писателя Дэвида Гарнетта (1892–1981). Современному российскому читателю будет интересно и полезно пополнить свою литературную коллекцию «превращений», добавив к апулеевскому «Золотому ослу», «Собачьему сердцу» Булгакова и «Превращению» Кафки гарнеттовских «Женщину-лисицу» и историю человека, заключившего себя в клетку лондонского зоопарка.Первая из этих небольших по объему повестей сразу же по выходе в свет была отмечена двумя престижными литературными премиями, а вторая экранизирована.Я получила настоящее удовольствие… от вашей «Женщины — лисицы», о чем и спешу вам сообщить. Читала, как завороженная, не отрываясь, хотя заранее знала, чем все кончится. По-моему, это успех. Очень заманчиво выглядит ваше желание скрестить современный юмор со стилем восемнадцатого века. Впрочем, даже интереснее другое — ваш талант рассказчика. Каждую минуту что-то происходит, и что поразительно, — без всякой натуги, живо и непринужденно, а вообще все очень похоже на Дефо. Видно, что сюжетов вам не занимать. Это для нас, старой писательской гвардии, самое трудное — необходимость сочинять истории, а у вас они выходят сами собой…Из письма Вирджинии Вулф Дэвиду Гарнетту (1922 г.)О том, как это написано, говорить не буду. По-моему, написано здорово: что называется, ни убавить, ни прибавить. Вещь поразительная: она точно выстроена от начала до конца. В ней есть чистота и логика нового творения — я бы сказал, нового биологического вида, неведомо как оказавшегося на воле. Она и впрямь как шустрый, чудной пушистый зверек, живой и прыгучий. Рядом с «Лисицей» большинство рассказов выглядят бледно — эдакими заводными механическими игрушками.Из статьи Герберта Уэллса (1923 г.)Огромное спасибо за повесть Д[эвида]. На редкость удачная вещь — я и не припомню ничего подобного за последнее время. По-моему, суть человеческой психологии и поведение зверя схвачены очень точно. В своем роде шедевр — читать местами грустно, местами смешно, при этом нет ни одной (насколько могу судить) неверной ноты в интонации, стиле, замысле. Словом, безукоризненно выстроенная повесть — поздравьте от меня Дэвида.Из письма Джозефа Конрада Эдварду Гарнетту (1922 г.)

Дэвид Гарнетт

Проза / Классическая проза

Похожие книги