Путешествие во времени Михаила и Юрия в древнюю Грецию (СИ)

Я на ней только во времени могу путешествовать, а не заглядывать за грань земной жизни.

Да и казнят Сократа только через месяц, сейчас в Афинах начинается религиозный праздник, и месяц в это время запрещены любые казни.

- Отмазки это всё,- буркнул Михаил,- пока своими глазами не увижу, как Сократ в Раю после смерти тела оказался, - не поверю.

- Ну, это надо мне звонить кому-то в Рай тогда, Михаил.

О, у Короленко была при земной жизни модель машины времени "покруче моей, он тогда на ней смог увидеть поход души Сократа через переходные от земного мира до Рая миры, и описал это в своей Фантазии "Тени".

- Нет,- книжки сам читай, Юрий,- давай мне сюда Короленко собственной персоной с его машиной времени "покруче твоей "развалюхи", хочу всё видеть своими глазами, только тогда поверю.

- Ну, ладно сейчас Короленко в Рай позвоню, "забъю с ним здесь" в Афинах, стрелку через месяц.

Хоть у меня и самая плохОнькая машина времени, как у самого нижнего пророчьего чина, но, как у малехо пророка, связь там с Раем имеется.

- Алё,- Владимир Галактионович, как там дела в Раю? Да, понимаю я, что глупый вопрос, в Раю не может быть плохо, ну я, ещё при земной жизни Чеховым готов был поклясться, что Вы очень хороший человек. Идти с Вами не только рядом, но даже за Вами — весело.

Но тут такое дело, что нужны Вы а Афинах в день ухода из земного мира Сократа.

Понял, ну мы тогда полетели туда.

Садись, Михаил Удовиченко, в машину времени, Короленко нас уже там ждёт, через месяц в этих Афинах.

Ну, крутим счётчик машины времени на месяц вперёд, полетели, да, ещё одну песенку Семёновича послушаем:

«Зарыты в нашу память на века    

              и даты, и события, и лица,   

              а память, как колодец- глубока:   

              попробуй заглянуть- наверняка       

              лицо- и то- неясно отразится.

              "Разглядеть, что истинно, что ложно,      

              может только беспристрастный суд:    

              осторожно с прошлым, осторожно,-     

              не разбейте глиняный сосуд.

              Одни его лениво ворошат,      

              другие неохотно вспоминают,     

              а третьи даже помнить не хотят,-      

              и прошлое лежит, как старый клад,      

              который никогда не раскопают…

              С налёта не вини- повремени:

              есть у людей на все свои причины-    

              не скрыть, а позабыть хотят они,-     

              ведь в толще лет ещё лежат в тени      

              забытые заржавленные мины.

              В минном поле прошлого копаться-    

              лучше без ошибок, потому          

              что на минном поле ошибаться 

              просто абсолютно ни к чему…»

...

- Вау! - воскликнул Михаил Удовиченко, увидев машину времени Короленко.- Вот это сразу видно, что серьёзный агрегат!

- Ну, пересаживайтесь ко мне,- улыбнулся Владимир Галактионович Короленко, - если хотите посмотреть, как Сократ до Рая добрался после ухода из земной жизни. Но, так как будем преодолевать грань земного мира, то придётся смотреть и слушать через окно машины, земным людям выходить в неземном мире из машины времени нельзя совсем.

Но и так всё увидите и услышите.

Да, то что мы сейчас увидим было месяц и два дня спустя после того, как, при громких криках афинского народа, судьи постановили смертный приговор философу Сократу за то, что он разрушал веру в богов.

Он был для Афин то же, что овод для коня. Овод жалит коня, чтоб он не заснул и бодро шел своею дорогой. Философ говорил афинскому народу: "Я твой овод, я больно жалю твою совесть, чтобы ты не заснул. Не спи, не спи, бодрствуй, ищи правду, афинский народ!"

- Ну, это мы с Юрием уже видели,- заметил Михаил.

- Увы,- вздохнул Короленко, - народ, в припадке жестокой досады, пожелал избавиться от своего овода.

"Быть может, доносчики Мелит и Анит оба не правы,- говорили граждане, расходясь с площади после приговора.- Но что же это, наконец, такое, и куда он идет? Он плодит недоумения, он разрушает мнения, твердо установленные веками, он говорит о новых добродетелях, которые надо познавать и разыскивать, он говорит о божестве, которое нам еще неведомо. Дерзкий, он считает себя умнее богов!..

Нет, спокойнее нам вернуться к старым, хорошо знакомым божествам.

Пусть они не всегда справедливы, пусть распаляются порой неправедным гневом, а другой раз и нечестивою похотью даже к женам смертных.

Но не с ними ли жили наши предки в спокойствии души, не с их ли помощью совершали славные подвиги?

А теперь образы олимпийцев померкли, и старая добродетель расшатана.

Что же будет дальше, и не должно ли одним ударом положить конец нечестивой мудрости?"

Так говорили друг другу афинские граждане, расходясь с площади под покровом синего вечера.

Они решили убить беспокойного овода, в надежде на то, что после этого лица богов опять просветлеют.

Правда, в умах граждан порой вставал кроткий образ чудака-философа; порой они вспоминали, как мужественно делил он с ними при Потидее труды и опасности;

- как он один защищал их самих от позора несправедливой казни военачальников после аргинузской победы;

- как один он против тиранов, убивших полторы тысячи граждан, осмелился возвысить голос, спрашивая на площадях о пастырях и овцах.

"Не тот ли пастырь,- говорил он, может назваться добрым, который приумножает и бережет свое стадо?