Путешествие вокруг света на корабле «Бигль»

Чтобы добраться до вершины, пришлось упорно карабкаться пять с половиной часов. Во многих местах эвкалипты достигали громадных размеров, образуя великолепный лес. В некоторых самых глубоких лощинах необыкновенно разрослись древовидные папоротники; я видел один, достигавший по крайней мере 20 футов в вышину до основания листьев, а в обхвате имел ровно 6 футов. Листья, образуя нечто вроде изящнейших зонтиков, давали густую тень, подобную мраку первого часа ночи. Вершина горы широка, плоска и сложена громадными угловатыми массивами обнаженной зеленокаменной породы.

Она поднимается на 3100 футов над уровнем моря. Стояла великолепная ясная погода, и мы насладились обширнейшим видом: к северу страна, казалось, состояла из одних только покрытых лесом гор примерно такой же высоты, что и та, на которой мы стояли, и с такими же мягкими очертаниями; к югу отчетливо, словно на карте, рисовалась изрезанная береговая линия, образующая множество заливов со сложными контурами. Пробыв на вершине несколько часов, мы спустились по более удобному пути, но на «Бигль» попали только в 8 часов, в самом конце утомительного дня.

7 февраля. «Бигль» отплыл из Тасмании и 6-го числа следующего месяца прибыл в залив Короля Георга, расположенный близ юго-западного угла Австралии. Мы провели там 8 дней, и за все время нашего путешествия нам ни разу не было так скучно. Страна, если смотреть на нее с некоторого возвышения, представляется лесистой равниной, на которой там и сям выступают округленные и частично обнаженные гранитные холмы.

Однажды я с группой товарищей вышел в надежде увидеть охоту на кенгуру и проделал пешком немало миль по стране. Почва повсюду была песчаная и очень бедная; она была покрыта либо грубой растительностью в виде резких низких кустарников и жесткой травы, либо лесом низкорослых деревьев. Весь ландшафт напоминал высокую песчаниковую платформу в Голубых горах; впрочем, казуарина (дерево, немного похожее на сосну) встречается здесь в большом количестве, а число эвкалиптов, пожалуй, меньше.

На открытых местах росло много травяных деревьев; растения эти по виду своему имеют какое-то сходство с пальмами, только их не венчает великолепная крона: они могут похвастать всего только пучком очень грубых травовидных листьев[335]. Издали ярко-зеленый в общем, цвет кустарника и других растений, казалось бы, обещал плодородие. Однако довольно было одной-единственной прогулки, чтобы рассеять подобную иллюзию, и, я думаю, никто на моем месте не пожелал бы когда-нибудь снова бродить по такой неприветливой местности.

Однажды я сопровождал капитана Фицроя на Болд-Хед; место это упоминается многими мореплавателями, где одни якобы видели кораллы, а другие – окаменелые деревья, стоящие в таком же положении, как в свое время росли. На наш взгляд, слои здесь образовались из нанесенного ветром тонкого песка, состоящего из крохотных окатанных частиц раковин и кораллов; песок постепенно покрывал ветки и корни деревьев, а также множество наземных моллюсков.

Затем все это отвердевало вследствие того, что туда просачивались известковые вещества, а цилиндрические полости, оставшиеся после разложения дерева, точно так же были заполнены твердым псевдосталактитовым камнем[336]. В настоящее время дождь и ветер уносят более мягкие части, а потому твердые слепки корней и ветвей деревьев выходят на поверхность и производят обманчивое впечатление мертвого леса.

Во время нашего пребывания там поселок посетило большое племя туземцев, так называемые «люди белого какаду». Этим туземцам, а также тем, что принадлежали племени залива Короля Георга, мы дали несколько бадей рису и сахару, и они согласились устроить корробери – большое празднество с плясками. Как только стемнело, были разведены небольшие костры, и мужчины занялись своим туалетом, т. е. стали разукрашивать себя белыми пятнами и полосами. Лишь только все было готово, запылали большие костры, вокруг которых собрались зрители – женщины и дети; мужчины из племени какаду и с залива Короля Георга разделились на две партии, но танцевали по большей части согласованно.

Пляски состояли в том, что танцующие выбегали то боком, то гуськом на открытое место и все сразу с силой ударяли ногами о землю, словно маршируя. Их тяжелые шаги сопровождались каким-то хрюканьем, постукиванием дубинок и дротиков и другой разнообразной жестикуляцией: так, например, они простирали руки и извивались всем телом. То было чрезвычайно грубое, дикое зрелище и, на наш взгляд, лишенное всякого смысла; но мы заметили, что чернокожие женщины и дети наблюдали его с величайшим удовольствием. Быть может, эти пляски первоначально изображали известные действия, например войну и победу.