Туман, давно уже клубившийся над рекой, поднимался все выше и выше и волновался, как море в непогоду. Один вал медленно перекатился даже через Цзинь-шань…
Когда Фахай пришел в себя, — он стоял один посреди обширного двора. Сучжэнь и Зеленая исчезли бесследно.
XVII
Первая неудача не остановила Сучжэнь; она решила какой угодно ценой освободить мужа из монастырской тюрьмы, из-под влияния проклятого Фахая.
Тысячи планов строили они с Зеленой, но ни один из них не давал шансов на успех. Наконец, Сучжэнь сказала:
— Слушай, Сяо-цинь (это было детское ласкательное имя Зеленой), я чувствую, что это наша последняя, решительная игра. Если она нам не удастся — я погибла. Мы не можем перехитрить Фахая — значит, нужно действовать силой. Мы уничтожим, мы разрушим это подлое гнездо вместе со всеми червями-монахами. Иди — зови сюда могучего Духа Черной Рыбы. Война — так война!
Зеленая вышла во внутренний дворик их дома и произнесла несколько таинственных слов.
Тотчас зашумел ветер, дождь полил ручьями и дух могучего водяного бога, владыки всех рек, явился к Сучжэнь. Сырость и запах плесени наполнили весь дом.
— Мудрая Белая Змея, — заговорил черный гигант, шевеля громадными усами, — что ты хочешь от меня?38
— Могучий Нянь-юй, — сказала Сучжэнь, — мне нужна твоя помощь для великого дела; но я не знаю, хватит ли у тебя силы…
— А, ты сомневаешься в моем могуществе! — закричал дух. — Хочешь — я сравняю горы с болотами и Да-цзян потечет на север?
— О, нет, — сказала Сучжэнь, внутренне смеясь над глупостью могучего духа. — Но я боюсь, не испугаешься ли ты…
— Я, я испугаюсь?! — совсем рассвирепел Нянь-юй. — Пусть хоть все боги встанут против меня, я и то не побоюсь! Говори, что нужно делать?
— Благодарю тебя, могучий дух, — сказала Сучжэнь, но я не потребую от тебя ничего особенного. Мне нужно только освободить моего мужа из рук Фахая. Так как монах ни за что не хочет освободить Ханьвэня, то придется разрушить это гнездо ос — остров Цзинь-шань.
— Так ты думала, что я не в состоянии сделать такого пустяка?! — улыбнулся Нянь-юй. — Этой же ночью жди своего мужа!
И дух исчез.
Нырнув в свое жилище — бездонный омут под Серебряным островом, — Нянь-юй тотчас созвал подвластных себе духов верхних, глубоких и подземных вод и приказал им уничтожить к утру Золотую Гору.
Тотчас разразилась ужасная буря. Казалось, молнии разрывали все небеса, от верхнего до нижнего; целые горы с вершин Кунь-луня, раздробленные ужасным трезубцем Лэй-чжэн-цзы — бога грома, со страшным грохотом рушились на небеса, проваливались через поврежденные молнией места все ниже и ниже и вот-вот могли обрушиться на трепетавшую от ужаса, залитую потоками дождя землю…
Со всех сторон вода целыми каскадами устремилась в Да-цзян, а страшный восточный ветер гнал воду вверх, мешая ей изливаться в море. Вода в реке поднялась до небывалой высоты; огромные волны одна за другой с грохотом и ревом ударялись в скалу Цзинь-шань и в массивное основание монастырских башен. Весь монастырь, построенный на сводах, дрожал; во многих местах появились зловещие трещины, и некоторые башни уже осели.
А волны поднимались все выше и выше, и буря усиливалась. Казалось, для обитателей острова настал последний час; спасения ждать было неоткуда. Все монахи сбились в кучу на центральном дворе монастыря, перепуганные, забывшие свои молитвы. Еще несколько мгновений — и все живое было бы сметено прочь. Основание монастыря трещало и стонало под могучими ударами воды…
Но в этот момент в дверях храма показался Фахай в праздничных ризах. Быстро сняв свою священную мантию и держа ее в воздетых руках, он горящим взглядом смотрел в мутное небо; и, казалось, взор его пронизывал тучи и видел там того, к кому обращался Фахай.
— О, ты, наш покровитель, — звенел голос монаха, — всевидящий, вечно бдительный Вэй-тоу39
, неустанный защитник верных твоих слуг! Ты видишь — мы гибнем; спаси жизнь верных твоих рабов и учеников для славы твоей и великого Будды!И Вэй-тоу внял молитве монаха. Он быстро спустился с неба и протянул правую руку, в которой сверкал всесильный скипетр, по направлению к смятенным небесам — и гром умчался далеко на запад, чуть громыхая, переваливая через Кунь-лунь; гроза прекратилась, тучи рассеялись. Вэй-тоу простер руку на восток — и буря мигом утихла. Опустил святой страж руку вниз, к бушевавшему Да-цзяну — и волны тотчас успокоились.
Утреннее солнце ярко засверкало на мокрой траве, отражаясь в бесчисленных лужах, все освещая, согревая, всему придавая жизнь и краски. Да, всему — кроме Чжэнь-цзяна.
Там, где был великолепный город, с роскошными домами, храмами и садами, где жизнь кипела ключом, где еще накануне тысячи людей жили, страдали и любили, — там теперь от берега реки и до самых северных холмов расстилалась мертвая, пустынная полоса земли, усеянная обломками разрушенных зданий…
Город был сметен с лица земли и все жители, более ста тысяч человек, — погибли.
Когда ночью волны стали доходить до дома Сучжэнь, то она и Зеленая, опасаясь наводнения, тотчас ушли на ближайшие холмы и ждали там утра.