Путешествие восьми бессмертных

С жутким чувством одиночества Ханьвэнь сделал несколько шагов вперед и осмотрелся. Насколько можно было разобрать при тусклом свете свечи, он находился в огромнейшей пещере, неширокой, но очень высокой и такой длинной, что противоположный конец ее представлялся черным, бездонным колодцем.

Ханьвэнь пошел вперед по песчаному, слегка наклонному полу, придерживаясь левой стороны пещеры. Когда он внимательнее всмотрелся в блики и тени, бросаемые на стены его свечой, он остановился, пораженный чудной картиной: стены пещеры были сплошь покрыты высеченными в них статуями буддийских святых духов, животных, растений, цветов… Все изображения были в натуральную величину и выкрашены в естественные цвета.

Много видел Ханьвэнь прекрасных статуй в монастырях и храмах, но такой чудной работы ему еще никогда не приходилось встречать. Главное — не все фигуры вылеплялись на одной плоскости: некоторые из них почти отделились от стены и соединялись с ней только основанием или складками одежды и, казалось, вот-вот совсем отделятся и пойдут; другие только наполовину выделились, а третьи едва намечались. Но все фигуры были так жизненны, законы перспективы были соблюдены так точно, что все эти процессии, поклонения, суды, наказания были так правдивы, так естественны, что казались не произведениями искусства, а застывшей, остановившейся жизнью.

Ханьвэнь остановился, очарованный, и стал всматриваться в прекрасное, спокойное лицо Будды с опущенными глазами и драгоценным камнем во лбу.

Но что это? Веки Будды дрогнули и глаза медленно поднялись на него; полный спокойствия властный взгляд проник ему в сердце. Стоявшая перед Буддой статуя монаха медленно подняла руку с кадильницей…

Ханьвэнь, полный священного ужаса, бросился вперед. Долго шел он, пока, успокоенный тишиной, решился робко взглянуть на стены. Но там по-прежнему были только неподвижные изваяния.

Совсем успокоившись, Ханьвэнь подумал, что он сделался жертвой игры света и тени от колеблющегося пламени своей свечи. Но когда он, замедлив шаги, снова стал внимательно всматриваться в изображения — ему вдруг показалось, что листья дерева зашевелились и, сверкая тусклым, неподвижным взглядом, к нему поползла змея…

Ханьвэнь похолодел от ужаса и решил больше не смотреть по сторонам.

Он быстро подвигался вперед. Почва делалась все влажнее, воздух становился сырее; стены все больше сближались и, наконец, пещера превратилась в длинный, мрачный коридор. Со стен уже капала вода; сделалось так холодно и сыро, что свеча едва горела. Страх перед таинственным прошел, но Ханьвэня угнетала другая мысль: свеча едва горит; если даже удастся защитить ее рукой от капавших сверху капель воды, — все равно она должна скоро догореть.

Под влиянием этой мысли он побежал вперед, тщательно оберегая обеими руками пламя свечи. Все его помыслы, вся его жизнь в этот момент сосредоточились в этом крошечном, трепещущем пламени, готовом вот-вот потухнуть.

И, наконец, это случилось.

В первый момент Ханьвэнь растерялся и отчаяние овладело им. Он хотел идти, но поминутно наталкивался то на одну, то на другую стену. На минуту он совсем потерял представление о верхе, низе, правой и левой стороне и почти без чувств упал на пол.

Холод мокрого песка скоро привел его в себя.

К счастью, он вспомнил, что в последнее время он придерживался левой стороны. И теперь он лежал около самой стены. Придерживаясь за нее левой рукой, он встал и пошел дальше.

Скульптурные украшения давно уже кончились, и стена была почти гладкая, мокрая, холодная. Ханьвэнь подумал, не лучше ли ему вернуться? Но тут же вспомнил о категорическом запрещении Фахая и продолжал ощупью идти вперед. Голова его кружилась, ноги одеревенели, руки были покрыты ссадинами. Надежда совсем покинула его.

И вдруг среди окружающей его тьмы Ханьвэнь увидел светлую точку. Сначала он приписал это своему расстроенному воображению.

Он закрыл несколько раз глаза — но точка не пропадала… Как безумный, бросился он вперед, задевал о стены, спотыкался, падал, поднимался и опять бежал.

Точка быстро увеличивалась и скоро превратилась в пятно неправильной формы, через которое проникал дневной свет. Еще минута — и Ханьвэнь, отстраняя руками ветви кустарников, выскочил из какого-то отверстия на свет Божий.

Яркое солнце залило его лучами и совершенно ослепило. Когда его глаза немного привыкли к блеску яркого дня, он открыл их — и бешеная, животная радость овладела им. Он сделал несколько прыжков по склону холма, на котором находился — и остановился в неописуемом изумлении: солнце, во всем своем блеске и великолепии, медленно поднималось из-за пологих восточных холмов, поразительно знакомых по своей форме; а прямо перед ним расстилались хрустальные воды прелестнейшего в мире Западного Озера… Да, он очутился в Хан-чжоу, в «Небесном» городе!