Я мальчик из забоя
Зовут меня Валентин. Мне — 25 лет. Родился в Ростове-на-Дону. Там же жил и учился в школе № … Отец нас бросил, когда мне было около трех лет. В пять лет я остался без матери — ее лишили родительских прав из-за алкоголизма. Жил в детдоме. В восьмом классе маму восстановили в правах: она прошла курс лечения алкоголизма. Я переехал к ней в общежитие.
После школы я поступил в ПТУ на специальность «штукатур-Маляр». ПТУ пришлось бросить: негде стало жить. Мама сорвалась и ушла из дома. Ее я больше не видел. Меня же выселили из общежития.
Я немного помыкался и уехал с другом в Донбасс. Там ему вроде как предлагали работу и жилье. Тогда я еще не знал, о какой работе шла речь. Друг привел меня на одну из шахт, где меня с радостью взяли на работу. Я был выносливым, сильным и умел обращаться с отбойным молотком.
Я работаю в забое. Это средний уровень. Ниже стоит так называемый карьерный способ добычи угля. Верхом в нашей профессии считается участие в шахтерских шоу. Там ты рубишь уголь непосредственно на сцене, перед зрителями. Простор, свежий воздух, принципиально другая оплата труда и никаких записывающих камер.
Каждый из нас крепко держится за свое место, несмотря на то, что организация труда, да и техника безопасности хуже некуда. Администрации шахты аварии даже выгодны. Все записывается на пленку, и каждый такой несчастный случай приносит огромный доход. Надо отдать должное нашей администрации, специально аварии они не делают.
— Мне это что-то напоминает, — сказал Доктор, закончив чтение газеты.
— Ну да. У нас такой же шум подняли вокруг проституции.
— Черт, занесло же нас!
— А чем тебе не нравится.
— Всем. В любой момент можно нарваться на неприятности.
— Ты слышал, о чем говорили бабульки?
— Ну?
— Здесь приговаривают к педагогическому труду. В крайнем случае, поработаешь школьным учителем. Ты только представь. Девочки почти нахаляву, жратва, выпивка тоже. Живи — не хочу. И самое страшное, что тебя ожидает — это общество детишек. Ты как хочешь, а я остаюсь здесь.
— На какие шиши собираешься жить?
— Если мы смогли придумать такой грандиозный мир, то сотворение нескольких купюр в день, причем не изготовление, а сотворение или перемещение вряд ли будет большой проблемой.
— Не факт.
— Не факт?
— Нас было тринадцать.
— Двенадцать.
— Тринадцать. Наш загадочный Китаец всегда был рядом.
— Ну и что?
— Откуда ты знаешь, кому из нас удалось это сделать?
— Черт, я думал…
— Вот именно, думал. Ты лучше подумай о том, что здесь может называться педагогической практикой?
— Хорошо. Что ты предлагаешь?
— Для начала снять квартиру, осмотреться и попытаться вступить в контакт с другими.
— Думаешь, это возможно?
— Предложи что-нибудь иное.
— Сдаюсь.
Квартиру они нашли быстро. Первый попавшийся вокзальный работник указал им на женщину лет сорока, которая мирно дремала в уголке.
— Вы педики? — был ее первый вопрос.
Мстислав хотел, было, возмутиться, но, вспомнив статьи в газете и разговор с Доктором, благоразумно промолчал.
— Мы не педики, — совершенно спокойно ответил Доктор.
— Значит вам нужна квартира с двумя кроватями, — сделала вывод женщина, — это будет дороже.
— Да, нам нужно две кровати.
— Тогда прошу за мной.
Рядом со зданием вокзала прямо под знаком «остановка запрещена» был припаркован немолодой «Москвич» грязно-зеленого цвета.
— Прошу садиться.
Доктор сел спереди, отправив, тем самым, Мстислава назад, подальше от соблазна ляпнуть что-нибудь не то.
— Издалека? — спросила женщина.
— Да, — ответил Доктор.
— К нам какими судьбами?
— Говорят, у вас здесь получше с работой.
— Шахтеры?