Выбившись из сил, Севастополев рухнул в траву. Он вдруг понял, что не может даже пошевелиться, что это все, конец, что он, как загнанная лошадь, и нет никого, кто бы мог его пристрелить. У него не осталось сил даже на то, чтобы как-то отреагировать на происходящее. Совершенная неспособность сопротивляться привела к полному приятию абсолютно всего. Он наблюдал, осознавал, но даже не пытался осмысливать. Разум остановился и распался на куски, как оконное стекло.
Земля начала расступаться. Севастополев проваливался все глубже и глубже, ни о чем не думая, и не пытаясь что-либо предпринять.
Севастополев был на лесной поляне, посреди которой горел костер. Была ночь, теплая летняя ночь. Ярко светили звезды. Было тихо, тепло и спокойно. Почти как в раю, — промелькнуло в голове у Севастополева.
Вокруг костра сидели люди: мужчины и женщины. Они были обнажены. Севастополев вдруг осознал, что он тоже без одежды, которая была бы здесь, по меньшей мере, неуместной.
— Ты? — спросила одна из женщин, старшая, как понял Севастополев.
— Ты, — согласился он.
— Ты, — повторили другие.
— Ты…
Севастополев понял, что это своеобразный «обряд крещения», и что отныне он — Ты: городской дурачок и отражение Максима Максимовича.
— Ты! — радостно повторил он.
— Видишь? — спросила женщина.
— Нет.
— А теперь? — она провела рукой перед его глазами.
— Вижу!
Он увидел. Над пламенем висела Книга удивительной красоты.
— В ней нет ни единого слова, поэтому она хранит знание.
— Она и есть знание, — сказал почему-то Севастополев, — знание живое, дышащее, изменяющееся каждое мгновение.
— Ты действительно видишь. Подойди.
Севастополев подошел прямо к огню, но пламя не приносило боль. Оно было ласковым и нежным, как сама любовь.
— Возьми ее, — сказала женщина.
Севастополев бережно взял книгу в руки. Не зная зачем, он прислонил ее к лицу, к тому самому месту, которое принято называть третьим глазом. В его мозг словно вонзилась игла. Тепло распространилось по всему телу. Стало жарко. Внутри Севастополева запылал костер.
— Помни! — приказала женщина.
Очнулся Севастополев на рассвете. Тело болело страшно. Все лицо было изрезано стеклом и исхлестано ветками. Удивительно, как не остался без глаз. Глаза были на месте. Руки-ноги тоже. И вроде даже не поломанные. С большим трудом Севастополев смог подняться на ноги.
— Ты, — сказал он себе вслух и рассмеялся громким, безумным смехом.
Он был дурачком с величайшей из книг внутри, и от этого было весело. Севастополев понял, что знает дорогу, и что сможет дойти. Остальное в тот момент не имело значения. Каждый шаг отдавался болью во всем теле, но это тоже не имело значение. Он знал, он был беремен знанием, и он должен был принести плод доставить послание, осознать. Он был на самом краю понимания, и назад больше дороги не было.
— Ты, — повторил Севастополев и махнул рукой.
Часа через полтора (к счастью, он бежал по кривой) Севастополев вышел к дачному поселку. Знакомый дом был почти на самом краю. Это прибавило сил.
— Организм, ты? — ошалело воскликнул Алексей, когда Севастополев ввалился в дом. Михаила не было.
— Спать, — Буркнул Севастополев и завалился на кровать.
Надо было отдохнуть, прежде чем…
Глава третья
Больше всего это напоминало плохо поставленный фильм о нравственных исканиях параноиков. Естественно, никто не распространял никаких дзен-террористических журналов: их просто не существовало в природе, как никто никогда не слышал ни о Китайце, Ни о Докторе, ни даже о профессоре Гробовщике. Зина все чаще вспоминала висевший в кабинете шефа плакат: «Если у Вас нет шизофрении — это ещё не значит, что ОНИ за Вами не следят».
— Знаешь, Зинуля, — сказал ей после утренней планерки шеф, — еще немного, и я тебя отправлю на воды. Что ты, в самом деле…
— Сама не знаю, Егор Константинович.
— Правда, что сама не знаешь. Забыла, что работаешь над проектом?
«Проектом» назывался секретный отдел по изучению паранормальных явлений, не подчиняющийся практически никому. К проекту привлеклись только особого склада люди, способные принимать невозможные, противоречащие здравому смыслу вещи, не впадая при этом ни в паранойю, ни в вульгарный эзотеризм, выдаваемый на ура масс-культурой за мистицизм.
— Откуда такое личное отношение? — шеф внимательно посмотрел в глаза Зине.
— Это все из-за приглашения. Я практически была там, и…
— И ты здесь. Работай.
— Я все больше склоняюсь к тому, что все еще там.
— Основания?
— Сначала покойный Зверь, затем журнал. Они словно проникли сюда из другой реальности, точно как мы.
— Знаешь, за годы работы над проектом я понял одно: самыми паранормальными можно считать дни или явления, в которых нет ничего ненормального.
— И?
— Ты можешь быть совершенно права.
— Тогда что мне делать?
— Держи уши и глаза открытыми, а голову свежей. Ищи.
Зина сняла телефонную трубку и набрала номер.
— Да, — услышала она приятный мужской голос.
— Привет, Никита.
— Привет.
— Найди мне одного человека. Записывай адрес.
Никита позвонил буквально через час.
— Записывай. Евгеньев Сергей Валентинович. Номер телефона…