Два дня спустя мы въехали в Тегеран и услышали, к нашему большому сожалению, что шах со всем своим двором три дня назад выехал в Шираз… Мы направились следом, и везде нас встречали с королевскими почестями и, не желая расставаться, сопровождали аж до самого Шираза. Так что через восемь дней мы въехали в Шираз со свитой почти в сто тысяч человек…
Шах, который ежедневно отовсюду получал официальные доклады о нашем шествии от городских властей, а также читал ежедневные сообщения в «Персидском Меркурии», выехал к нам навстречу со своим придворным штатом и всеми властями Шираза. Мы обнялись, и шах сказал, что рад этому свиданию и благодарен мне за мое первое посещение в качестве посланника его брата, турецкого султана…
Во дворце он пожаловал мне не только персидский орден Солнца и нарочно для меня отлитое из чистейшего червонного золота нагрудное украшение, именно — носимое в петлице изображение розы Шираза, невесты соловья, воспетой Гафизом, но еще предложил мне — чего никогда еще не позволялось неверным! — говорить с ним на «ты»! Первые отличия я принял с благодарностью, а последнее — с условием, что я буду говорить ему «ты», лишь когда мы будем вдвоем, а в остальное время буду называть его высочеством и могущественнейшим на земле императором… Продолжение — в следующий раз.
Четырнадцатый вечер
— Сегодня, господа, друзья и товарищи, вы услышите о величайшем, быть может, деле, какое мне удалось совершить на моем жизненном пути и о котором я никогда еще не рассказывал. Спустя несколько недель после нашего прибытия в Шираз мне случилось оказать шаху особенную услугу. Одним из его любимых занятий было посидеть и помечтать при луне, и однажды вечером, мы — шах и я — прогуливались по аллее душистых розовых кустов, а шах пел мне одну из чудных застольных песен покойного придворного поэта Гафиза, вдруг он прервал пение и простонал, схватив меня за руку:
— Послушай! Взгляни на луну! Что за ржавые пятна на ней?..
— Нет, нет! — отвечал я. — Нет! Это не ржавые пятна! Видишь ли, это явление называется лунным затмением; оно случается тогда, когда в полнолуние тень земли упадет на светлый диск луны и…
— Ах, братец! — прервал меня шах. — Ты — осел, хотя и ученый! Это ржавые пятна, а они бывают от сырой погоды. Спроси-ка у нашего придворного астронома!..
Но разве может сообщить мне какой-то астроном то, чего я и сам не знаю! Однако я провел всю ночь в раздумье, как просветить мрачное суеверие лучом истины? Наконец я решил: «Ну, что мне за дело! Ведь что город — то норов, что деревня — то обычай! И если в этой стране так думают, то надо приноровляться к их воззрениям!»
Еще до рассвета я вышел из дворца и разыскал нашего корабельного плотника, который прибыл в Шираз вместе со мной. Затем мы битый час вычерчивали с ним машинное приспособление, чтобы спустить луну и заново отполировать ее.
В обычное время я просил доложить его высочеству о моем приходе и сказал самым покорным образом, что я готов через несколько дней спустить луну вниз и удалить все ржавые пятна.
— Мюнхгаузен! — воскликнул обрадованный шах. — Если ты… если вы сумеете это сделать… клянусь бородой Пророка! В таком случае я возведу тебя в графы империи!..
В тот же день были сформированы три роты песочников, каждая по сто человек, и столько же отделений просеевальщиков песка, и эти шестьсот человек должны были приготовить самый мелкий песок для чистки и полировки луны. В то же время мы приступили к постройке нашей хитроумно придуманной машины для спуска луны, и ровно через четырнадцать дней после того лунного затмения была произведена первая проба машины. Когда же цивилизованный мир примирился с мыслью, что луны несколько дней не будет видно, потому что наступило новолуние, — мы в Ширазе спустили с неба ночную красавицу и вправду нашли на ней множество ржавых пятен и отполировали ее до такого же блеска, какой был у нее прежде.
С тех пор такая чистка производится через каждые четыре недели!..