Путешествия. Дневники. Воспоминания

Эспаньола – чудо: тут цепи горные и кручи, и долины, и земли тучные, пригодные для обработки и засева, для разведения скота любого рода, для городских и сельских построек.

Морские гавани здесь такие, что, не видя их, нельзя и поверить, что подобные могут существовать, равным образом как и реки – многочисленные и широкие, с вкусной водой, причем большая часть этих рек несет золото[35].

Деревья, плоды и травы отличаются от тех, что имеются на острове Хуане. На этом острове много пряностей, а также залежи золота и других металлов.

Жители этого и всех других островов, которые я открыл или о которых получил сведения, все – как мужчины, так и женщины – ходят нагишом, в чем мать родила; впрочем, некоторые женщины прикрывают одно место листом или сеткой из хлопчатника, которую для этой цели они делают. У них нет ни железа, ни стали, ни [железного] оружия, да и не привыкли они пользоваться им и не потому, что они недостаточно умелы или не обладали бы красивым телом (fermosa estatura), а потому, что они на удивление робки.

Нет у них иного оружия, кроме сделанного из тростинок, которые срезают в пору созревания семян; к концам тростинок прикрепляют заостренные колышки. Но и этим оружием они не отваживаются пользоваться.

Не раз мне случалось направлять на берег двух или трех человек в какое-нибудь селение, чтобы завязать переговоры с жителями, и последние выходили навстречу неисчислимыми толпами, но как только они замечали, что [мои люди] приближаются, они обращались в бегство так, что даже отцы не дожидались детей своих. А происходило это не потому, что кому-либо причинялось зло; напротив, везде, где я бывал и мог вступить в переговоры, я давал жителям все, что у меня было с собою, как-то: платье и другие вещи, ничего не получая взамен. Но по природе своей они таковы, что нет средств побороть их боязливость.

Правда, после того как они успокаивались и страх исчезал, они становились столь доверчивыми и с такой щедростью отдавали все им принадлежащее, что, кто этого не видел сам, вряд ли тому поверит.

Если у них попросить какую-нибудь вещь, они никогда не откажутся ее отдать. Напротив, они сами предлагают ее и притом с таким радушием, что кажется, будто они дарят свои сердца. И будь то ценная или ничтожная вещь, они остаются довольны любой мелочью и любым способом, которым ее им дали.

Я запретил давать им такие бесполезные вещи, как осколки битой посуды или стекла, или [металлические] наконечники от агухет[36], хотя, если им и удавалось получать эти вещи, они казались им наилучшими драгоценностями на свете.

Так, однажды одному матросу удалось получить за агухету золота на два с половиной кастельяно[37], а другие за предметы, еще менее ценные, получали взамен куда больше.

За новую мелкую разменную монетку отдавали они все, что имели, будь то золото весом в два-три кастельяно или одна-две арробы хлопковой пряжи[38]. Даже за обломки лопнувших обручей от винных бочек они, как дикари (como bestias), отдавали все, что у них было.

Так как я считал все это неправильным, я запретил подобный [обмен]. Я дал им тысячи хороших и красивых вещей, которые у меня были, желая добиться их расположения и более того, чтобы обратить их в христианство и склонить их к любви и к служению их высочествам и всей кастильской нации; дабы они оказывали нам помощь и давали нам все, что сами в изобилии имеют и в чем мы испытываем нужду: ибо они не ведали ни ереси, ни идолопоклонства, а верили, что имеются на небесах силы и благо, и твердо стояли на том, что я и мои корабли и мои люди явились с неба; и они укреплялись в этом убеждении, как только исчезал у них страх перед нами.

Эта вера проистекала у них не от невежества – напротив, у них очень острый ум: они плавают по всем этим морям и приходится удивляться тому, как отлично они рассказывают обо всем виденном; дело лишь в том, что они никогда еще не видели ни людей, одетых в платье, ни кораблей, подобных нашим.

Как только я прибыл в Индию, на первом же открытом мною острове я взял силой несколько человек, чтобы, обучившись, они могли бы давать сведения о том, что имеется в этих краях.

Так оно и было: вскоре они стали понимать нас, а мы их, и объяснялись мы то словами, то знаками, и польза от этих людей была нам немалая. Я теперь их вожу с собой и постоянно веду с ними беседы, они же уверены, что я явился к ним с неба. Где бы я ни появлялся, эти люди первые провозглашали это, а другие, перебегая из дома в дом и из селения в селение, громко возглашали: «идите, идите смотреть на небесных людей!»

И так все как мужчины, так и женщины, после того как в сердцах их укреплялась уверенность в нас, сбегались [к нам], так что на месте не оставался ни стар ни млад, и они приносили с собой пищу и питье, предлагая нам то и другое с удивительным радушием.