Когда стемнело, мы расположились передохнуть. Но и тогда меня строго охраняли при свете факелов и не давали возможности даже пошевелиться. На рассвете повозка-платформа со скрипом тронулась в путь и уже к полудню находилась в двухстах ярдах от городских ворот. Король и весь двор вышли нам навстречу, однако его величеству в целях безопасности посоветовали не подниматься на мое обездвиженное тело.
На площади, где остановился наш караван, возвышался огромный древний храм. Несколько лет назад этот храм был осквернен убийством, и с тех пор жители столицы перестали ходить туда на службы. Храм закрыли, вынесли из него все убранство, и он долго стоял пустым. В этом здании и решено было меня поместить.
Широкий вход в бывшее святилище давал мне возможность свободно вползти внутрь, что я и сделал, когда меня освободили от дорожных пут. По обе стороны двери на расстоянии каких-нибудь семи дюймов от земли были расположены два оконца; в одно из них придворные кузнецы пропустили девяносто одну цепочку вроде тех, на которых наши европейские дамы носят свои часики. К моей левой ноге приковали миниатюрные цепи с тридцатью шестью висячими замочками. Напротив моей тюрьмы на расстоянии двадцати футов стояла башня, куда взошел король вместе с придворными, чтобы понаблюдать за мной, — сам же я его не видел. Около ста тысяч лилипутов с той же целью покинули свои дома. Наконец, убедившись, что бежать отсюда я не смогу, меня оставили в покое.
В самом скверном расположении духа я поднялся на ноги и повел плечами, разминая онемевшие мышцы. Тут-то и выяснилось, что прикованные к моей ноге цепочки длиною около двух ярдов позволяют мне не только выходить из храма наружу и прохаживаться, описывая полукруг, но и, вернувшись, без помех укладываться на полу во весь рост.
Глава 2
Пришло время осмотреться, что я и сделал. Окрестности храма представляли собой сплошной пышный сад, а огороженные поля, каждое из которых занимало не более сорока квадратных футов, напоминали цветочные клумбы. Поля чередовались с лесом, где самые высокие деревья, насколько я мог судить, достигали лишь семи футов. Слева лежал город, похожий на пестро раскрашенную театральную декорацию.
Пока я любовался этой необычной картиной, король уже спустился с башни и верхом на лошади направился в мою сторону, едва не поплатившись за подобную смелость. Его отменно выезженный конь при виде меня испугался — вероятно, ему показалось, что на него движется гора. Животное взвилось на дыбы, но король, будучи превосходным наездником, сумел удержаться в седле, пока подбежавшие слуги не схватили коня под узцы и не помогли всаднику сойти. Утвердившись на ногах и сохраняя полное спокойствие, его величество внимательно рассмотрел меня со всех сторон, впрочем не приближаясь. Затем он велел меня накормить и напоить, что тут же было исполнено. Лакеи, бывшие наготове, подкатывали тележки с провизией на расстояние моей вытянутой руки; я быстро опорожнил двадцать тележек с разнообразными кушаньями и десять с винами. Королева, молодые принцы и принцессы вместе с придворными дамами окружили короля, и теперь вся компания наблюдала за мной, затаив дыхание.
О правителе Лилипутии хотелось бы сказать особо, так как позже я с ним неоднократно встречался, а разобравшись в лилипутском наречии, подолгу беседовал, для чего мне приходилось ложиться на бок, а он располагался всего в трех ярдах от моего лица. Когда мы подружились, я даже сажал его величество на ладонь, где король бесстрашно расхаживал, продолжая разговор. Он вполне был достоин своего положения и благополучно правил страной уже более семи лет, окруженный любовью подданных.
Внешность короля была примечательной. Росточком он был повыше своих придворных, с внушительной осанкой, с мужественными и строгими чертами округлого лица. Нос крючковатый, кожа оливковая, нижняя губа слегка оттопырена. Осанка его пропорционально сложенного тела была величественной, движения сдержанными и грациозными. Король уже переступил границу цветущей молодости, однако от него веяло отменным здоровьем и силой. Его одежда была скромной, обычного покроя — нечто среднее между азиатским и европейским стилем; королевскую голову украшал легкий золотой шлем, усыпанный драгоценными камнями, а в руке он держал обнаженную шпагу длиною около трех дюймов, на ножнах и эфесе которой сверкали мелкие бриллианты. Голос у его величества оказался пронзительный, чистый и до такой степени внятный, что даже стоя я мог без труда различать произносимые им слова.
В отличие от короля, придворная свита — а в особенности дамы — были настолько пышно разодеты, что, собравшись вместе, походили на волнующуюся ткань, расшитую золотыми и серебряными узорами.