Путешествия капитана Александра. Том 3

Началось с того, что в скромной комнатке семьи ГАНСов как раз в тот момент, когда юный Ганс был дома, а родители его – на работе, появился высокий, респектабельный, элегантный чиновник. Представился: Иаков из мэрии. Да, заместитель. Отвечаю за трубы, воду, фонари. Инспектирую ваш дом. Зашёл посмотреть, как живет наш чемпион. Прозрачные водянистые глаза смотрят ласково. Толстые губы шепчут доверительно. Да, потолочек у вас весь в протечках. Вон кусок штукатурки отвалился. Нет, не бойтесь. Дальше падать не будет. Драночка-то у вас ещё не гнилая. Кранчики текут. Трубы ржавые. Пол дубовый, да, да – весь прогнил. И скрипит, и играет. Наверное, много воды льёте, когда пол моете. Прогнулся дугой к середине комнаты. Лаги-то разрушаются, видимо. Рамы тоже совсем гнилые, ветхие. Дует, поди, зимой? А печечка-то дровяная, совсем недурственная. Где дрова храните? В подвальчике. Сухой подвальчик, сухой, я знаю. Низко там, меньше двух метров потолочек. Трудно дрова колоть, я знаю. Да и сам-то ты росточком так себе. Ничего-ничего. Коли пока. Сам и носишь. В мешочке. Носи, носи. Да, четвёртый этаж без лифта. Ну ничего, ты ведь спортсмен. И топишь сам. А кто потопит-то? Родители, поди, на работе. А ты уже из университета вернулся. Так-так. Отремонтируем ли? Да нет, вряд ли. Хватает забот у города и без этого. Потерпите пока. Зачем заходил? Чемпиона повидать чтоб, я же сказал. Слушай, всё у тебя будет. И дворцы будут, и хоромы. Потерпи ужо. Откуда знаю? Так маленькая совсем Петромория-то наша. Всё друг о друге известно. А ты, это, знаком ли с Трамблёром? Кто это? Илия из Малиновых. Нет-нет, я советую. Зайди к нему. Непременно. Просил ли он? Нет, не просил. Но рад будет. Зайди, зайди, полезный человек. Ну, засиделся я у тебя. Будь здоров, чемпион.

Идет Ганс к дому, где Трамблёр живет. Дом большой, мрачный, старого кирпича. Окна металлом зарешёчены. Большие кованые ворота. Над входом – надпись витиеватыми буквами: «Мир входящему». Охранники – крутые ребята. Выслушали Ганса. Что-то пошептали друг другу на ухо. Один убежал куда-то. Вернулся. Опять шепчутся. Ваши документы. Смотрят документы, потом в лицо, опять в документы. Ворота отворяются. Ганса ведут по парадной мраморной лестнице на второй этаж. Дом отделан, как дворец. Классика и ампир. Картины. Сдержанно, под старину.

Выходит Трамблёр. Обнимает за плечи. Илия зовут меня. Прикасается щекой к щеке. Чёрный, небритый, наглый, крикливый. Матюки на матюках. Иаков, старый козёл, говорил, так перетак, етитская сила. Да рад я тебе! Хороших людей в лицо надо знать, ёшкина качель. Что делать-то думаешь, мать твою? Ах, учишься, растуды твою учёбу. А лавэ? Ладно-ладно, кто ж лавэ не любит… Неужто не знаешь меня, етит твою? Илия при диктатуре всеми пивными на Рейнском командовал, так твою четырежды ети. А сейчас искусством занимаюсь. Дык не хуже китового золота лавэ даёт, ёшь твою двадцать!

Не нравится, что говорю? Ты что, не мориец, что ли, по-морийски не понимаешь? Наш это язык, твою. И не леера отказываться от него. Сам-то я не мориец. Из хазов я, разве не видишь? Да мне, твою, всё равно, ети, – хазы, морийцы, так твою, лишь бы лавэ было, так твою сбоку. Кто же страну свою не любит, ети ее в качель? Она, твою, и друзей даёт, и лавэ.

Вот с человеком тебя, лядь, полезным познакомлю, лядь твою. Только из зоны вышел. Чемпионом тюрьмы по шахматам был. Боксёром кличут. За столом сидел маленький незаметный человечек. Рассматривал шахматную позицию. Стрижка короткая. Лицо серенькое. Глазки маленькие. Нос сломан и провален в переносице.

А имя его Василёк. Базилевс – правильно говорить: царь по-гречески. Неслабо, твою мать? Я ещё Серым зову, Сердюком. Ты тоже можешь Серым звать, так-перетак. Базилевсом не любит, скромный, твою. Будешь работать с ним. Да я почти и не работаю, замечает Ганс. Как же так, твою? Что, иногда вагоны разгружаешь, твою четырежды качель? Помогать будет. Да не разгружать же, через пень-колоду ети. От где тебя волхвы ятские подобрали такого? Крышевать тебя будет. Мы бережём лучших людей, твою в дышло. Ты, грят, царём станешь, верь не верь своим отсосам. А поберечь-то тебя нам след, твою сверху и снизу. Дык, гришь, никто не нападает? Хочешь стать царём? А нападут-то один только раз, твою. И не будет, етит твою, царя. А чё, Серденько? Ить грохну-ка я его для забавы прям щас, твою? И не будет, твою, царя!

Ты, слышь-ка, Иленька, шути, да меру знай. Жути нагоняешь. Пальцы аж на ногах растопырил, не жмут ботинки? Не пугай мне Гансика. Смотри, он совсем посерел со страху, такой серый, того гляди обсерется… Аки вошка белая. Ан и не видно уже на фоне белой стены. Да ты не бойся, малой, эт мы шуткуем так. Гансик ишо пригодится до мэни.

Серденько поднялся, пальчики свои поломатые веером разобрал. Хоть и люблю я больше хазиков, дык и с Гансиком дружить будем. Так, Гансик? А станет Гансик царём морийским, дык, мож, вспомнит Серденьку. Крышевать-то буду – никто тебя не тронет. Скаэшь толь – Базилевсков я, кто не поймёт – ко мне посылай. У меня коллектив. Коллектив-то завсегда разберётся.