Путешествия на другую сторону света

Фрэнк заметил мой взгляд. «Это, — сказал он, — местный предводитель — luluai. Его зовут Гарай, он один из самых богатых местных мужчин и самый дружелюбный. Я сказал ему, что вы двое придете искать райских птиц, и я думаю, что он рассчитывает первым заняться тобой, если назреет какая-то сделка».

Покончив с чаем, мы вышли, чтобы познакомиться. Он с воодушевлением пожал нам руки, но в этом движении чувствовалась какая-то неопределимая неловкость человека, не привыкшего к этому жесту. Он широко улыбнулся, обнажив идеальный набор массивных белых зубов.

«Арпи-нун» [2], — сказал он.

«Арпи-нун», — ответил я, радуясь, что могу использовать практически единственные слова на пиджин-инглиш, которые знал. К сожалению, я не мог добавить ничего другого, потому что нельзя говорить на пиджине, просто добавляя «um» или «ee» к обычным английским словам. Это отдельный язык, с собственным синтаксисом, грамматикой и словарем. Он был создан сравнительно недавно, в основном самими новогвинейцами, чтобы общаться, а значит, и торговать не только с белыми чужаками, которые приехали в их страну, но и друг с другом, поскольку в Новой Гвинее говорят на нескольких сотнях различных местных языков.

Словарь пиджина взят из разных источников. Некоторые слова происходят из малайского языка — susu — молоко и binatang. Последнее слово, которое я выучил в Индонезии годом ранее, значит животное, а здесь, в более узком смысле, означает насекомое. Есть также немецкие слова, поскольку эта часть Новой Гвинеи была когда-то немецкой колонией, — raus, вон, прочь; mark, марка, слово, которое все еще используется для обозначения шиллинга; и kiap, искаженное kapitan, которым сейчас называют правительственного чиновника. Есть, конечно, и множество меланезийских слов. Но основная часть словаря заимствована из английского. При переходе от одного языка к другому многие из этих слов слились, а их согласные смягчились так, чтобы соответствовать родному языку, так что, когда они написаны согласно официальному правописанию, необходимо подключать воображение, чтобы определить их происхождение, — например, kisim (him) — значит ему; pluwa (floor) — пол; solwara (sea) — море; motaka (car) — машина. Правописание может быть настолько путаным, что для некоторых разговоров на пиджине в этой книге я использовал менее правильные, но более понятные варианты. Некоторые слова приобрели новое значение — stop означает присутствовать, а не прекратить, а fella (парень) добавляется к словам для обозначения некой сущности. Значение некоторых выражений изменилось так сильно, что импровизировать неразумно, потому что некоторые ваши замечания, пусть и совершенно непреднамеренно, будут выглядеть бестактными.

Фрэнк рассказал Гараю, зачем мы приехали в Нондугл. Он сказал: «Посмотри, эти два масты хотят найти разных птиц и разных насекомых. Гарай, ты знаешь места, где найти птиц, и ты им покажешь эти места, и масты дадут Гараю много шиллингов».

Гарай усмехнулся и с воодушевлением кивнул. Я сказал Фрэнку, что мы также надеемся снять фильм о местных жителях и их церемониях.

«Представь, что у тебя и твоих будет синг-синг [3], — продолжил Фрэнк, — а эти два масты сделают картину об этом синг-синг».

Гарай ответил потоком слов на пиджине, говоря так быстро и с такой незнакомой интонацией, что я не его мог понять. Фрэнк перевел.

«Завтра вечером, — сказал он, — в поселении Гарая будет церемония ухаживания под названием kanana. Вы хотите пойти?»

Теперь настала наша очередь с воодушевлением кивать.

«Эти два масты хотят сказать “большое спасибо”, — сказал Фрэнк. — Тогда завтра ночью приду и покажу место, где вы увидите канану этих людей».

На следующий вечер Гарай пришел в бунгало Фрэнка, чтобы сопроводить нас на канану, как обещал. Мы шли за ним через банановые рощи и скрипящие на ветру заросли бамбука. Воздух был холодным и вибрировал от звуков насекомых. Было около полуночи, но нам не нужны были факелы, чтобы найти дорогу: была полная луна, а небо было чистым.

Через четверть часа мы добрались до селения Гарая, окруженного казуаринами и банановыми деревьями. Он провел нас мимо нескольких низких, круглых соломенных хижин. Через щели между столбами, которые образовывали стены, видны были проблески огня и доносился приглушенный шум разговоров. Мы остановились перед хижиной другой формы, которая была больше других. Она была около 12 метров в длину, и через ее соломенную крышу с обоих концов проступали вершины пары столбов. Один из столбов символизировал женскую фигуру, второй — мужскую. Над ними чернели банановые деревья, тени на фоне звездного неба.

Гарай указал на низкий вход. «И вы, два масты, идите смотреть, остановитесь где-то внутри», — сказал он.

Мы заползли внутрь на четвереньках. Я тут же почувствовал дурноту от удушающей жары и сдавливающего горло едкого дыма. Я ничего не видел, потому что мои глаза так жгло, что я не мог открыть их. Когда, через несколько секунд, я заставил себя это сделать, я все еще мало что видел из-за слез, ослепляющих меня.