Путешествия на Новую Гвинею (Дневники путешествий 1874—1887). Том 2

По мере того как я обозначал их на своем эскизе, вокруг стоявшие туземцы, следившие с большим вниманием за движениями моего карандаша, называли мне каждую фигуру татуировки особенным именем и показывали ее, если таковая имелась, также у себя на лице. Круг над переносицей оказался почти у всех, почему часто повторенное имя его «мадаламай» осталось у меня в памяти. Кроме пяти кругов, у рисуемого объекта нашлось по четыре ряда мелких шрамов, расходящихся веерообразно от угла глаз на виски и скулы. Описанные шрамы были так тонки и так мало отличались цветом от прочей кожи, что я должен был смоченною тряпкой несколько раз вытирать виски и лоб моего оригинала, чтобы кончить портрет, не упустив какой-нибудь татуированной фигурки. По окончании эскиза мне захотелось узнать, чем туземцы делают такие тонкие шрамы или чем и как они татуируются. Это нелегко было объяснить, но, наконец, мой вопрос был понят более сметливыми, которые, порывшись в мешочках, носимых туземцами на шее, достали несколько тонких, очень острых осколков обсидиана. Один из туземцев, чтобы показать, насколько понял то, что я желаю знать, стал очень проворно делать, не думая спрашивать на то позволения, ряд надрезов на плече соседа, где скоро обнаружились капельки выступившей крови. Желая показать все достоинства его инструмента, он стал брить висок другого соседа, но, заметив, что несколько волосков на бровях успело отрасти, что не согласуется с модой на о-вах Адмиралтейства, он перешел к бровям. Когда непрошеный оператор делал надрезы, пациент, лицо которого я вполне мог видеть, не моргнул; мне интересно было удостовериться, было ли это спокойствие следствием самообладания или боль при татуировке была незначительной. Я расстегнул рукав рубашки, и мне сделали несколько надрезов к большому удовольствию оператора и окружающей толпы. Я не почувствовал положительно ничего и тогда только удостоверился в их существовании, когда выступила кровь. Так же нечувствительно было и бритье: я предложил свою ногу для этой операции и едва написал несколько слов в записной книжке, как уже одна сторона ноги от колена до ступни была выбрита. Эти осколки-ланцеты и бритвы были приблизительно одной формы, напоминающей клинообразные зубы акул.

Взяв большой кусок обсидиана в руки, я захотел попробовать, легко ли получить подобный осколок и сумею ли я отколоть его сам. Однако же, как ни пробовал, как ни вертел камень, я не отколол ни одного сколько-нибудь годного осколка. Туземцы смеялись, а я должен был сознаться, что не умею отколоть, и, передав кусок обсидиана одному из них, стал смотреть, как он приступит к делу. Он встал, подошел к морскому берегу и поднял небольшую раковину (из рода Cyprаeа); присев затем снова около меня, он положил обсидиан на подошву левой ноги так, что гладкая и широкая поверхность камня приходилась наверху. При втором или третьем легком ударе плоскою стороной принесенной раковины отскочило несколько осколков, совершенно подобных виденным. Выбирая разные стороны и края большого куска обсидиана и ударяя раковиной с разной силой, но всегда слегка, он получал осколки различной формы – то узкие, то широкие[68].

Таким же образом он заострил, по моему желанию, конец копья, которое держал один из толпы. Туземцы указали на о. Ло, или Лу, которого силуэт виднелся на юго-востоке, как на место нахождения обсидиана.

Из значительной толпы, которая со всех сторон обступила нашу группу, я выбрал наиболее высокого туземца и самого низкого; первый был 1740 мм, второй 1470 мм вышины; большинство обитателей острова ниже среднего европейского роста[69].

На берегу все мужчины были повязаны тапой, как и в других местностях Меланезии; я ни на одном туземце не видал костюма, состоящего из одной Bulla ovum.

Большинство имело лицо окрашенным красною краской различным образом, и так как расположение краски на лице, груди, спине варьирует у каждого индивидуума, изменяясь каждый день или каждый раз, когда краска возобновляется, то описание разных комбинаций я считаю здесь излишним.