Путешествия Никласа

«Надутые пижоны! – зло думал он, шагая извилистым коридором к общей спальной каюте на корме. – Они все думают, что я отсиделся в укромном уголке, когда убивали моих товарищей! А разве это не так?.. Нет, я хотел им помочь! Хотел!» Он стиснул зубы, вминая их в челюсти, и ударил по гулкой гофрированной, в маслянистых потеках стене лифтовой шахты. Боль почему-то не почувствовалась, словно она вся, незаметно и целиком ушла в нематериальные, душевные сферы.

Конец ассоциации 12

«Что же это все-таки такое?» – озабоченно думал Никлас спустя четыре часа после того, как включил транслятор с записью. Голограмма, немо заполнившая библиотеку (одна из тонизирующих заставок), вошла в анти-резонанс с его настроем и постепенно приводила нервы историка в равновесие.

Ветреное признание

4/212. Дни бежали незаметно, утекая словно антинейтроны из ловушек – по часу, двум… Мы путешествовали от галактики к галактике, задерживаясь у молодых сверхновых и катаясь на гравитационных качелях в окрестностях черных дыр, обжигаясь излучением пульсаров и отдыхая под спокойным светом коричневых карликов. Центр велик, в нем есть любой тип организации материи и любой твой запрос (кроме самого нелепого) достоин исполнения, знай только отстегивай от пояса капсулы с АМ. Несколько раз мне пришлось слетать домой, чтобы пополнить их запас, но Гемму я с собой не приглашал, давая ей возможность принять независимое решение. Зачем давить на девчонку? Все-таки она еще слишком молода, чтобы связывать себя семейным контрактом.

В последний визит на Бету я какое-то время побыл в лаборатории, глядя на чистый, недавно протертый от пыли 7-дырокол. Ни один диод на его панели не светился… Неужели я больше никогда не вернусь к своему детищу? Сколько же лет потратил я на его разработку и аппаратную реализацию, сколько месяцев отстаивал его преимущества на разных симпозиумах транспортников? Даже от собственного клана отказался. И что теперь? Я провел ладонью по кожуху микродыры, чувствуя ее дремлющую, запаянную в пространственную свёртку мощь, царапнул ногтевым отростком пучок волноводов, опутавших 7-дырокол. Нет! Все это обязательно оживет, ведь я не до конца прошел свой путь, начатый сотни лет назад.

В гостинице, когда я вернулся к нашей последней планете, мне на глаза попался яркий плакат с рекламой: «Вы давно не выражали свои чувства вслух? Нет, лучше сказать: ВСЛУХ! Тогда вам сюда». Я хмыкнул и завернул в прозрачную дверь, за которой скучала стандартная биоформа одной из массовых моделей.

– У вас созрело признание! – обрадовалась она.

– Пожалуй… Что вы предлагаете?

– Облака на газовом гиганте. Наша компания установила там ветряные генераторы, с их помощью вы сможете написать на планете любой текст в пределах двадцати символов. Очень недорого!

Я поглядел на объемную голограмму, вывешенную сбоку от секретаря, – на ней действительно крутился колоссальный планетоид, покрытый густой облачностью. Видно было, что мощные ветры превратили его атмосферу в систему широких, текучих полос (изъеденных мелкой ажурной вязью). На боку гиганта то и дело всплывало и опять расползалось название корпорации: «Ветродуевъ и дочь».

– И сильные там ветры?

– То есть как долго продержится ваше признание? Не волнуйтесь, достаточно долго, чтобы ваша избранница успела его прочитать! Расстояние этого гиганта от звезды не так велико, чтобы турбулентности в его атмосфере сметали все начисто за секунду, поверьте. Планета хорошо освещена, довольно спокойна… Три минуты полной ясности букв гарантируется!

«Почему бы и нет?» – подумал я и купил тур. Он стоил всего два грамма антинейтронов – после колоссальной траты на карликовую галактику это казалось невероятной мелочью. Гемма-19, если и догадывалась о цели нашей поездки к газовому гиганту, изображала недоумение, хотя и улыбалась с загадочным видом. Впрочем, не догадаться она не могла, Гемма очень сообразительная женщина.

Газовый монстр транслировался в таком же впечатляющем масштабе, занимая своей голограммой почти половину всего помещения тур-оператора. Изображение передавалось через несколько высоких спутников. Я с таинственным видом уселся за пульт управления ветрогонными станциями и набрал под присмотром скучливой биоформы три простых слова, тысячелетиями повторяющихся всеми людьми Вселенной: «Я тебя люблю!»

Конечно, я произносил их не в первый раз… И на коротких волнах, и световым кодом, и простой акустикой – я не так молод и успел узнать много женщин, каждая из которых вызвала у меня нешуточный всплеск положительных эмоций. Могучие ветры, повинуясь моим командам, приобрели отличный от общего вектор движения, закрутились турбулентными смерчами, обнажая голую, жидкую поверхность планеты. Наверное, если бы волны имели глаза и разум, они удивились бы пронесшимся над ними прорехам чистого, глубоко фиолетового неба, где-то на котором плыл и наш обитаемый сателлит. Чистые, незамутненные облачностью буквы проступили на диске гиганта.