Путешествия П. А. Кропоткина

не было свободных денег...

Тогда Муравьев стал действовать на собственный страх и риск,

использовав те скудные средства, которые могла доставить слабо

населенная тогда Восточная Сибирь.

Помогло в этом деле Муравьеву давнее стремление русских

землепроходцев и забайкальского казачества овладеть

плодородными землями по Амуру. Муравьев распорядился установить также

правильное пароходное сообщение между Сибирью и берегами

Дальнего Востока.

В течение четырнадцати лет Муравьев настойчиво осуществлял

освоение края. За это он получил звание графа

Муравьева-Амурского.

Для колонизации берегов Амура нужно было много людей.

Сибирь не могла их дать. И тогда Муравьев по своему усмотрению

освободил тысячи уголовных каторжан, которые работали на

землях, составлявших личную собственность царя, восстановил их в

гражданских правах и расселил по Амуру. Но людей все же

нехватало. Муравьев дал приказ освободить еще около тысячи ка-

торжан прямо из тюрем и решил их устроить в низовьях Амура

как вольных переселенцев и тоже восстановил их в гражданских

правах.

Освобожденных из заключения посадили на плоты, снабдили

необходимыми запасами продовольствия, сельскохозяйственными

орудиями, семенами и отправили вниз по рекам Шилке и Амуру

осваивать для русского государства новые земли.

Многие поселенцы жили с семьями, так как обычно крестьянки

добровольно следовали в Сибирь за своими ссыльными мужьями.

Но были и холостые. Для того чтобы холостые могли тоже создать

себе семью, Муравьев отдал приказ освободить

женщин-каторжанок и послать их тоже на новые места по Амуру.

«Я видел этих новоселов, — писал Кропоткин, — лет шесть

спустя. Деревни их были бедны, поля пришлось отвоевывать у

тайги, но в общем мысль Муравьева осуществилась».

У Муравьева был еще один разряд колонистов — это солдаты

из штрафных батальонов. Он освободил из них две тысячи человек

и распределил в качестве «приемных сыновей» в казачьих семьях.

Некоторые из них поселялись и жили своими хозяйствами в

деревнях Восточной Сибири.

Но николаевская палочная дисциплина была плохой школой.

«Сынки» убегали от «отцов» и предпочитали присоединяться к

бездомному, бродячему населению.

Вместе с колонизацией Амура были организованы два новых

казачьих войска — Амурское и Уссурийское — в добавление к

забайкальскому казачеству.

Колонистам на новых местах приходилось тяжко. Посаженные

кое-как на берегах Амура поселенцы—освобожденные

каторжники и «сынки» — жили впроголодь. В особенности было трудно

новым переселенцам в низовьях Амура и в Уссурийском крае. Под

пашню приходилось расчищать девственный лес. И климат не

радовал. Летом дули восточные ветры — муссоны, шли проливные

дожди, которые часто затопляли поселки и пашню. Тучи

перелетных птиц выклевывали хлеба.

Многие переселенцы впадали в отчаяние, бросали хозяйство и

разбредались кто куда.

Чтобы поддержать переселенцев, нужно было ежегодно

отправлять в низовья Амура караваны барж с изрядным

количеством продовольствия: посылали муку, соль, солонину и другие

продукты.

В городе Чите, на реке Ингоде, ежегодно перед половодьем

строили до полутораста барж. С наступлением весеннего паводка

они загружались продовольствием, и начинался сплав. Сначала

шли по Ингоде, которая, сливаясь с Ононом, образует Шилку,

дальше — по Шилке и затем от ее устья вниз по Амуру.

Огромная флотилия делилась на отряды и шла под командой

гражданских чиновников и казачьих офицеров.

Кропоткина назначили помощником начальника сплава.

Двадцатилетний Кропоткин, как и другие казачьи офицеры, должен

был охранять караван от расхищения.

Ему было поручено возможно скорее, с первым паводком,

доставить из города Сретенска, который стоит на Шилке, несколько

груженных продовольствием барж в определенное место на

верхнем Амуре, а затем догнать весь остальной караван.

Команду для сплава Кропоткину пришлось набирать самому.

Никого, кроме «сынков», завербовать на сплав не удалось. Ни один

из взятых в команду ничего не понимал в речном плавании.

Поначалу очень мило понимал в этом деле и сам Кропоткин.

Ранним утром в день отправки Кропоткин был вынужден

собирать нанятую им команду по кабакам. А когда следовало уже

сниматься с якоря, некоторые «сынки» были настолько пьяны, что

их пришлось выкупать предварительно в реке, чтобы хоть немного

протрезвить.

Кропоткин тут же, на ходу, стал обучать команду и сам

осваивать все приемы сплава.

При всей неопытности команды, дело днем шло неплохо.

Баржи несло быстрым течением, их нужно было только держать

посредине реки. Намного труднее подводить на ночь суда к берегу.

Для этого приходилось работать огромными веслами, нужна была

сноровка.

Но вот однажды, когда стемнело и наступила пора причалить

неуклюжим, тяжело нагруженным баржам к берегу, оказалось, что

одна баржа, уплыв далеко вперед, наткнулась на камень у

подножия высокого утеса и основательно засела. К тому же вода

быстро спадала: уровень реки, поднятый ливнями, понижался. Десять

«сынков», находившихся на барже, конечно не могли ее снять.

В первые минуты, когда молодой, неопытный Кропоткин узнал

об этом, он не мог сразу решить, что делать, но понял, что даже