Путешествия П. А. Кропоткина

раз намокшую одежду. Он подкреплялся одним чаем с сахаром и

сухарями, запас которых всегда был в его переметной сумке за

седлом.

Едва начинался рассвет, Кропоткин и его казак-ординарец были

снова в седле.

До конца навигации оставались считанные дни, по реке уже

двигалась шуга (мелкие льдины). Важно было выиграть хоть день,

хоть два, хоть несколько часов.

Никакие разумно направленные усилия в жизни не пропадают

даром, и случилось так, что, еще не добравшись до Читы,

Кропоткин встретил на Каре забайкальского губернатора. Его

сопровождал приятель Кропоткина полковник Педашенко — умный,

энергичный человек. Он распорядился немедленно отправить в низовья

Амура новый транспорт с продовольствием. Таким образом,

низовые станицы на Амуре были обеспечены продовольствием.

Но и на Каре Кропоткин не отдыхал. Надо было торопиться с

докладом в Иркутск.

Скорость, с которой Кропоткин сделал длинный и трудный

путь до Иркутска в три тысячи километров, всех поразила.

Оказалось, что он первый привез весть о катастрофе.

Приехав в Иркутск, он отсыпался почти целую неделю, так что

по молодости лет ему даже стыдно было в этом признаться.

Кропоткину хотелось приняться снова за прерванные научные работы

и готовиться к новой экспедиции. Но дело со сплавом оказалось

незаконченным.

КУРЬЕРОМ В ПЕТЕРБУРГ

Когда через неделю Кропоткин явился к генерал-губернатору,

Корсаков спросил его:

— Вы хорошо отдохнули? Можете ли вы выехать завтра

курьером в Петербург, чтобы лично доложить о гибели барж с

провиантом?

В наше время трудно себе представить, что тогда значило

«скакать» курьером в Петербург. В осеннее бездорожье нужно было

сделать дней за двадцать около четырех тысяч восьмисот

километров на лошадях до Нижнего Новгорода (ныне Горького), а уж

оттуда ехать до Петербурга по железной дороге.

Надо было мчаться день и ночь на перекладных в кибитке или

в коробке по мерзлым выбоинам.

Кропоткин в следующую же ночь тронулся в путь, не совсем

понимая, зачем его так спешно послали.

В Барабинской степи и на Урале путешествие превратилось в

настоящую пытку. Бывали дни, когда колеса кибитки ломались на

каждом перегоне между станциями. Реки только что начали

замерзать. Переправа через Обь и Иртыш была небезопасна: густо шел

лед. Казалось, что вот-вот он затрет лодку, в которой

переправлялся Кропоткин.

Но вот он добрался до реки Томи, которая только накануне

стала. Ямщики отказались наотрез переправить Кропоткина на

западный берег, и ему пришлось настойчиво убеждать их в

необходимости немедленно двинуться. После долгих переговоров ямщики

стали требовать от Кропоткина расписку.

— Какую вам расписку? — удивился Кропоткин.

— А вот напишите нам бумагу: «Я, мол, нижеподписавшийся,

сам свидетельствую, что утонул по воле божьей, а не по вине

крестьянства».

Кропоткин поговорил с ямщиками и обещал такую расписку

вручить им на другом берегу. Ямщики рассмеялись, повеселели и

согласились его переправить. Дело было очень опасное. Шли по льду

гуськом: впереди — молодой парень, пробуя пешней прочность

льда; его держал на длинных вожжах в некотором отдалении

Кропоткин с сумкой и бумагами через плечо; а его, в свою очередь,

тоже на длинных вожжах и тоже в отдалении, держали ямщики.

Кропоткин применил тут прием альпинистов при переправе через

ледники с трещинами, которые часто бывают засыпаны снегом и

не видны.

Путешествие «курьером» продолжалось двадцать четыре дня.

Почти все это время Кропоткин провел в повозке, не выходя из

нее и ночью. Рано утром он прибыл в Петербург и в тот же день

выполнил поручение и сдал бумаги.

Только в Петербурге он понял, почему именно его послали

курьером с докладом о крушении барж. Зная сибирские нравы,

высшие сановники, ведавшие в столице сибирскими делами, могли

не поверить в гибель барж, решили бы, что провиант распродан и

похищен, и завели бы долгое и тяжелое по своим последствиям

дело. Необходимо было, чтобы сам Кропоткин, как очевидец,

свидетельствовал об этом печальном событии.

По приезде в Петербург, сдав дела, Кропоткин отправился в тот

же день на бал к родственникам, где танцевал до самого утра.

Путешествия по Сибири закалили и изменили Кропоткина. Он

уже не был тем полуизнеженным аристократом, камер-пажом

российского самодержца, каким был совсем недавно. В Сибири

жизненный опыт Кропоткина неизмеримо обогатился. Ему пришлось

столкнуться и познакомиться с самыми различными людьми: с

генералами, сановниками, офицерами, казаками, переселенцами,

бродягами, бывшими преступниками. Он видел поселенцев в их

повседневной борьбе за существование среди девственной природы на

Амуре.

Тысячи километров пути, которые он проделал на перекладных,

на пароходах, в лодках и верхом, были суровой школой и хорошей

тренировкой. Он приобрел выносливость, которой все изумлялись.

Путешествия показали ему, как мало нужно человеку, когда он

выходит из условного круга привычек.

Петербург в этот приезд совсем не понравился Кропоткину.

Несмотря на все развлечения, он даже не допускал мысли о том,

чтобы остаться в столице.

Свидания со старыми товарищами и друзьями были приятны,

но интересы, которыми они жили, показались ему совсем пустыми.