Путешествия пана Вроучека

Новые надежды в пане Броучеке пробудил большой город, фантастические башни которого засверкали на горизонте. "Уж в городе-то наверняка будут рестораны, - размышлял он, - где посетителям подают горячие завтраки до самого полудня".

"Да, но за деньги!.." - спохватился пан Броучек и полез в карман за бумажником. Он не брал с собой по вечерам в трактир больших денег, вследствие чего сумма, оставшаяся в его бумажнике после затрат у Вюрфеля, была весьма скромной, ее едва хватит на два дня.

"Теперь это весь твой капитал,- с горечью сказал себе наш друг,- на Земле ты был состоятельным человеком, а здесь, чего доброго, пойдешь по миру с нищенской сумою. На Луне под твой земной дом ни один ростовщик не даст ни гроша".

Но следующей его мыслью было: "А ведь я наверняка не смогу тут истратить даже этой мелочи, кроме разве серебряного талера. Бумажные же деньги годны лишь на растопку. Поди знай, есть ли у австрийского государства кредит на Луне. И потом, неизвестно... знают ли... Да нет, это само собой разумеется!.." Но на всякий случай пан Броучек осведомился у Лазурного: - Вы ведь здесь все знаете немецкий?

- Немецкий? А что это такое?

- Как?! Бог ты мой, вы даже не знаете, что такое немецкий язык! Нет, быть этого не может! Вы меня разыгрываете.

- А, по-видимому, вы на Земле говорите на нескольких языках? Мы объясняемся только по-чешски.

- По-чешски? Только по-чешски? И вам неизвестно, что на свете существует немецкий?

Пан Броучек никак не мог взять этого в толк. Лазурному пришлось подтвердить столь невероятный факт.

"Куда я попал?! - сокрушался несчастный землянин.- Что это за чехи, которые понятия не имеют о немецком языке?! И они еще имеют наглость разглагольствовать о своей образованности. Да, теперь эти бумажные деньги можно преспокойно выбросить вслед за часами. Если здесь не знают немецкого, то уж венгерского - и подавно! Прав был перчаточник Клапзуба, когда в трактире "У петуха" распекал депутатов, не сумевших добиться, чтобы на деньгах стояло хотя бы два слова по-чешски. Теперь из-за этого я лишусь трех порций жаркого и доброй дюжины пива!" Немецкий не давал пану Броучеку покоя, и он снова обратился к своему спутнику с вопросом: - Скажите, милейший, так у вас и в университете экзамены держат не на немецком? И не говорят понемецки ни дамы на улице, ни актеры за кулисами, ни молодые дипломированные специалисты, которые готовятся стать государственными деятелями? На каком же языке говорят у вас железнодорожные служащие, и как обстоит дело с накладными и платежными ведомостями, с заголовками протоколов и почтовыми штемпелями?

- Я в этом не разбираюсь, но уверяю тебя, что у нас все только на чешском.

- Только на чешском! Но ведь все это без немецкого просто невозможно! Воображаю, какой тут у вас кавардак! А как же обходятся без немецкого почтенные муниципальные власти?

- У нас нет никаких властей.

- Ни... никаких властей? Помилуйте, да как вы можете жить без властей?

- У нас имеются лишь критические трибуналы, которые, руководствуясь соответствующими параграфами различных эстетик, пригвождают к позорному столбу и казнят литературные произведения.

- Но налоговые-то ведомства у вас есть?

- Я не знаю, что это такое.

- О, счастливейший человек! Я поверить этому не могу! - воскликнул пан Броучек и про себя добавил: "Вот единственно разумная вещь на Луне, которую, ей-богу же, следовало бы перенять и нам, землянам!" Затем он спросил: - А как же, скажите на милость, армия? Весь армейский лексикон, а? Не станете же вы меня уверять, будто офицеры тоже изъясняются по-чешски?

- У нас никакой армии нет, ведь мы сражаемся исключительно перьями и проливаем не кровь, а чернила.

"Тоже недурно! - подумал пан Броучек.- Чeрнила и гусиные перья куда дешевле пушек и человеческой крови".

Между тем они уже парили над самым городом.

Если голубятня лунного философа повергла Броучека в изумление, то теперь от зрелища, открывшегося внизу, у него закружилась голова. Глазам Броучека предстало вавилонское смешение самых причудливых форм и стилей, настоящая оргия архитектурного произвола.

Пану домовладельцу вспомнилось, как иногда глубокой ночью на пути от Вюрфеля или из "Петуха" домой у него бывали весьма странные зрительные галлюцинации, невиданным, диковинным образом преображавшие всю Прагу: дома валились набок, один - туда, другой - сюда, окна хаотически перетасовывались, точно игральные карты после азартной баталии, балконы навещали друг друга через улицу, фронтоны неимоверно вытягивaлись кверху, крыши вспучивались верблюжьими горбами, и дымовые трубы сновали по ним наподобие обезьян; Каменный мост [Старое название Карлова моста. ]извивался змеей, и скульптуры на нем играли в пятнашки; Карлова улица, преображенная в туннель, медленно удлинялась, как подзорная труба, устремленная в бескрайние дали; староместская ратуша обращалась со своей достопримечательной башней, как подгулявший ночной страж - с алебардой. Но все это были игрушки по сравнению с фантастической вакханалией лунного города.