Путешествия по Европе

Четыреста монахов приняли участие в украшении этого монастыря между 1528 и 1870 годами, когда их деятельность была прекращена. Мавзолей, несомненно, является источником постоянного дохода для монастыря. Туристы входили туда, радуясь возможности заплатить кучу лир за этот фильм ужасов. Я только пожалел, что там не было сувенирного магазина, где продавались бы наборы колец для салфеток, сделанных из человеческих позвонков, или чесалки для спины из настоящих рук с кистями.

Неаполь, Сорренто и Капри

Я выписался из отеля и отправился на Римский вокзал. Подобно многим другим общественным местам в Италии, это был сумасшедший дом. Казалось, люди стоят у касс не для того, чтобы купить билеты, а чтобы излить свои горести бесстрастным, как сфинксы, кассирам, бешено жестикулируя и надрываясь от крика. Поразительно, сколько страсти итальянцы вкладывают в любые, даже самые простые действия. Мне пришлось простоять в очереди минут сорок, наблюдая, как люди, только что рвавшие на себе волосы и истошно вопившие, получив билет, уходили спокойными и счастливыми. Я не вникал в их проблемы, потому что был слишком занят отпихиванием нахалов, которые пытались влезть в очередь именно передо мной, как будто я держал в руках плакат «Добро пожаловать!». Один из них пытался даже дважды. Чтобы отстоять свое место в римской очереди, нужно иметь, как минимум, мотыгу.

Наконец, за минуту до отхода поезда, подошла моя очередь. Я взял билет во второй класс до Неаполя — и это оказалось очень просто, уж не знаю, из-за чего там был весь сыр-бор. Потом я как ошпаренный побежал на платформу, и сделал то, что раньше видел только в боевиках и давно сам хотел попробовать — вскочил в тронувшийся поезд, а точнее, упал в него, как мешок с дерьмом.

Вагон был переполнен, но я нашел себе место около окна и перевел дух, в то время как состав медленно плелся по бесконечным окраинам Рима. Затем, набрав скорость, он потащился по грязным, подернутым ядовитой дымкой пригородам, полным недостроенных домов и убогих строений без признаков какой-либо жизни.

До Неаполя было два с половиной часа пути, и почти все пассажиры быстро уснули, просыпаясь только тогда, когда поезд останавливался на полустанках, или чтобы показать билет кондуктору. Пассажиры в большинстве выглядели бедными и небритыми (женщины, в том числе), что резко контрастировало с элегантностью Рима. В вагоне было душно, и вскоре я сам задремал, но меня разбудили громкие причитания. Толстая цыганка в шали проходила по вагону с препротивнейшим ребенком на руках, повествуя о своей горькой судьбе и клянча денег, но ей никто ничего не давал. Добравшись до меня, она сунула ребенка мне прямо в лицо — он был измазан шоколадными слюнями и выглядел отталкивающе. Пришлось срочно дать ей тысячу лир — как раз перед тем, как младенец выпустил струю липких коричневых слюней. Она взяла деньги не поблагодарив, с безразличием проводника, проверяющего билеты, и пошла дальше, стеная еще громче. Оставшаяся часть пути обошлась без происшествий.

В Неаполе меня встретили двадцать шесть таксистов, каждый из которых желал отвезти меня куда-нибудь подальше, но я сделал им ручкой и пешком отправился к ближайшей станции пригородных поездов, пробираясь через ужасную грязь и нищету. Вдоль дороги сидели люди за шаткими столиками, торгующие сигаретами и дешевыми мелочами. Машины, припаркованные там и сям, были грязными и побитыми. Магазины выглядели унылыми и пыльными. Я намеревался остановиться в Неаполе на день-другой, прежде чем отправиться в Сорренто, но зрелище было столь ужасным, что мне захотелось уехать тотчас же и вернуться в Неаполь попозже, когда соберусь с духом, чтобы увидеть все это еще раз.

Пока я добрался до станции и купил билет, наступил час пик. Поезд был набит потными людьми и шел очень медленно. Я сидел между двумя толстухами, которые все время переговаривались между собой, так что невозможно было ни читать, ни фантазировать об Орнелле Мути. И все же мне повезло: я сидел, хотя сиденье было шириной в шесть дюймов, а женщины по бокам, надо сказать, были очень мягкими. Большую часть поездки я провел, отдыхая на плече то у одной, то у другой, глядя на них с благодарностью и любовью. Они как будто ничего не имели против.

Мы выбрались из трущоб Неаполя и поехали по трущобам его пригородов, а потом оказались на полоске земли между Везувием и морем, останавливаясь через каждые несколько сот метров на пригородных станциях, где по 100 человек выходило и по 120 входило. Даже Помпеи и Геркуланум (в современном прочтении — Эрколано) выглядели грудами покореженного бетона, и из поезда мне не удалось разглядеть никаких признаков древних руин. Через несколько миль мы поднялись в горы и начался непрерывный ряд туннелей. Воздух внезапно сделался прохладным, а деревушки — иногда всего несколько домов и церквушка в полоске земли между туннелями — потрясающе красивыми: с них открывался вид на голубое море.