Старший егерь рассказывает анекдоты. Пытаюсь подобрать смешной эквивалент на английском.
– Переводи ему! – Петрович недоволен образовавшейся паузой. – Ты язык не знаешь, я сам ему скажу, учись.
Между старшим егерем и немцем происходит следующий диалог (оба тыкают друг в друга пальцем и хлопают по плечу):
– Ай, ю! Фрэндз! Окей?
– Окей!
– Хант! Окей?
– Окей!
– Беар! Пиф-паф! Окей?
– Окей, окей! Биг, биг беар!
– Ю хэв долларз?
– Йес!
– Окей!
– После охоты отдашь мне свою зарплату. Я сам всё перевёл, – подытоживает Петрович.
После праздничного застолья интернациональная команда идёт пускать салют. С третьей ракеты загорается близлежащая сопка.
Наконец ложимся спать. Среди ночи просыпаюсь от страшного рёва. Снаружи как будто кто-то скребёт палатку. В голове проносятся ужасные картины.
– Медведь? – спрашиваю я.
– Норвежец – зевая, отвечает егерь.
Все поворачиваются на другой бок и снова засыпают.
Заинтригованный, я одеваюсь, беру фонарик и выхожу наружу. От входа за угол ведут глубокие следы. «Точно медведь!» – сомневаюсь, не вернуться ли в палатку. Рычание продолжается. Иду дальше, свечу фонариком – на следах появляется кровь. Становится совсем жутко. Заворачиваю за угол и в свете фонаря наблюдаю такую картину. Норвежец стоит на четырёх конечностях, провалившись глубоко в снег. Ледяная корка, образовавшаяся ночью на поверхности снега, порезала ему ноги. Он ревёт как попавший в ловушку зверь, очевидно, не зная, что делать дальше. Помогаю ему вернуться в палатку.
Утром Петрович с заговорщицким видом отзывает меня в сторону.
– Сначала мы с немцами отработаем, а вас пока на дальний кордон отвезём, чтобы швейцарцы не завидовали. Посидите там денька два.
Нас закидывают на дальний кордон – это избушка на курьих ножках посредине нигде. Нас встречают двое местных егерей. Вид у них такой, будто он сидят здесь со времён Великой Отечественной и до сих пор не в курсе, что война закончилась. С вертолёта выгружают ящик водки.
Ночью за оконцем заимки бушует камчатская пурга. При отблеске пламени из печки егеря преображаются. Размахивая руками и страшно тараща глаза, они наперебой рассказывают швейцарцам про свои встречи с гигантскими по размеру медведями. Как они подъехали к медведю на снегоходе, выстрелили, промахнулись, второй ствол дал осечку, потом снегоход заглох, а медведь всё бежал на них… К утру медведи по размерам превышают слонов. Швейцарцы испуганно жмутся друг к другу. Видимо, вспоминают незавидную судьбу Наполеона в России. Понимают, что, возможно, это их последний вечер, поэтому старательно налегают на водку.
На следующее утро светит яркое солнце, вокруг избушки искрится свежий снег.
– Вертолёта сегодня не будет – сообщает один из егерей. Скажи им, пусть рыбу ловят.
– А рыба там есть?
– Ни фига. Но им какая разница.
Швейцарцам выдают две палки с намотанной леской и крючком. Они весь день самозабвенно ловят что-то в небольшом ручье неподалёку. К вечеру мне даже становится их немного жаль. Читаю им стихотворения Гёте в оригинале.
На третий день нас забирает вертушка. Но мы летим не в лагерь, а в село Мильково. Оказывается, за это время в лагере тоже кончилась водка. Прибываем в Мильково, загружаем ящик водки. Но теперь мы летим в посёлок Козыревск. Смотрю на карту и удивляюсь – ведь это большой крюк.
– А больше нигде топлива нет, – весело отзывается Сикорский.
Я сижу на откидном стульчике возле двери. При подлёте к лагерю уверенно дёргаю красный рычаг. Дверь вертолёта улетает вниз. Я удивлённо смотрю на неё.
– Не тот рычаг дёрнул, – смеётся бортмеханик. – Это аварийный сброс.
После приземления идём искать улетевшую дверь, находим её, ставим на место.
На этот раз вертолётчики пьют до утра. Ночью иду проверить туристов. В одной из палаток сидит аргентинская пара пенсионеров – муж с женой с выражением «последнее прости» на лице. У них погасла буржуйка. Разжигаю печку, успокаиваю клиентов.
На следующий день везём швейцарцев на охоту. Высаживаем их и улетаем. Через некоторое время Сикорский ругается.
– В чём дело?
– Один из швейцарцев застрелил медведя прямо на реке.
Летим на речку, подсаживаемся на косе, цепляем медведя, но не можем взлететь – из-за высоких деревьев не хватает тяги. Второй пилот жестами выгоняет всех из вертолёта и сам выпрыгивает на камни. Машина с одним Сикорским за штурвалом натужно отрывается от земли, медленно уходит за лес. Переходим речку по пояс в воде.
В последний день собираем трофеи, прощаемся с егерями, летим домой.
Камчатка. Весна. Четвёртый курс института. Преподаватель немецкого языка Роменская будит меня:
– Седов, ты абсолютно не знаешь немецкий язык!
Сплав
– Пойдешь гидом на сплав с туристами? – спрашивает жена.