При этом я, по сути дела, еще не покинул пустыни. Такой большой и невидимый, может одновременно находиться и посреди песчаного моря, и у городских ворот. По-настоящему это моя песнь, моя заунывная песнь глотает километры. Я надвигаюсь со всех сторон сразу, сшитый частицами камней, которые плывут по воздуху. Как если бы воздуха больше не было и все обратилось в легкую горную породу, в прах, — в скалу, скребущую землю, в раскаленную скалу, которая поглощает воду и стирает туман.
Я больше, крупнее всех. Я тот, кто наполнен солнечным теплом, кто, за долгие месяцы впитав в себя весь свет, движется теперь вперед, вырывая ворота, опрокидывая перегородки сна. Я свободен, тысячерукий, тысяченогий, тыся- челикий и тысячеглазый Гарматан. Впрочем, чтобы видеть, мне не нужны глаза, я раскидываю по сторонам песчинки, и они служат мне антеннами и щупальцами.
Я вхожу в город, и все тут же окрашивается в красный цвет. Женщины в спешке затворяют окна, заваливают двери. Но я все равно проникаю внутрь. Песок проходит через щели, под навесы, он огибает препятствия, и в закрытых комнатах возникает вдруг необычное свечение. Это свечение Гарматана. Кружась, оно просачивается повсюду вместе со своими крылатыми тучами, оно проникает во все отверстия, обволакивает вещи. Для него нет стекол, стен, одежды. Это мое свечение, мой голос, моя жизнь царят повсюду, пробуждая все ото сна. Песок проникает в ноздри и рот, носится по подвалам, окрашивает стены зданий, стопорит работу автомобильных моторов. При моем появлении горожане распрямляются и в опьянении бегут по улицам. Прищурившись, прикрыв рот платками, они пляшут и странными приглушенными голосами выкрикивают мое имя: «Гарматан! Гарматан^ В воздухе сверканье из-за множества мельчайших камешков, вырывающих искры с крыш домов, с деревьев и железных столбов. У женщин потрескивают волосы, и вода походит на лаву. В воздухе нет больше испарений, все высохло, как в пустыне, откуда я явился. Комары, раздавленные жарой, издыхают. Мгновенно иссякают фонтаны, и в реке посреди города еле течет плотная кроваво-красная вода.
Я сразу везде, во всех жилищах. На стенах необычный красноватый отблеск, и по городу из конца в конец носятся песчинки. В воздухе сверкают электрические разряды, то сла- [202] бые, от которых по коже пробегают мурашки, то страшные, мощные, заставляющие людей подскакивать. Когда я прихожу, всем не до сна. Начинаются бесконечные хождения взад- вперед, оживает мысль, одно за другим рождаются слова. Люди мчатся по городским улицам, выкрикивая мое имя: « Гарматан Кругом валит песок. Он падает с красного неба, скрипя на жестяных крышах, или скользит по земле вперед, подобно морским волнам.
Город теперь высушен, он — часть пустыни. Голые стены лишены красок. Песок полирует металлы, истирает шкуры животных, заставляет течь слезы из глаз. Он просачивается в автомобильные моторы и даже внутрь человеческого тела. Он везде: в деревьях, в подземных коммуникациях, мякоти плодов, бутылках с содовой, он даже застревает в лифчиках и ложится желтыми горками на постели. Никто не в силах от меня укрыться. Я весь в красной пыли и излучаю тепло. Я обжигаю лица, обжигаю ручьи и всюду мечу свои молнии. У меня нет центра. Нет сердцевины. Я располагаюсь по всей земной поверхности и тихо напеваю свою заунывную песню. Я даже проникаю в сны и заставляю время кружиться на месте. Мое тело так велико, что никто не знает его пределов. Оно легкое и неплотное, как дым, как туман, — красная пыль, которая закрашивает все другие краски.
По равнине к северу мчатся по рельсам поезда, я обволакиваю вагоны и несусь с такой же скоростью. Я вихрем кружусь на террасах домов, спускаюсь по лестницам и через двери и окна вновь вылезаю на улицу. За какие-то мгновения я срываю с деревьев листья, которые тут же съедает красный песок. В каждой песчинке словно есть крошечное зеркальце, испускающее свет, так что земля освещена со всех сторон. Когда я прохожу, темные пещеры и гаражи озаряются таинственными розовыми отблесками, как от горящих углей.
При мне не бывает ни дня, ни ночи. Все озаряется белыми молниями, которые пронизывают небо, и каждый раз песчаные тучи, словно моргая, расступаются. Случается, что на городских улицах царит мохнатый сумрак и дома превращаются в большие фосфоресцирующие глыбы, зажженные лампы мигают, как фары, а в запертых комнатах словно раскалены жаровни. У женщин пунцовые лица, на которых блестят два светлых глаза цвета морской волны. Черные очки покрываются медной пылью. Нельзя больше судить о времени по солнцу. Десять часов, одиннадцать, три часа дня или уже близится ночь? Песок попал в стенные часы, они то [203] спешат, то отстают, и большие стрелки судорожно скачут по циферблату. Это как хмельная история без начала и конца.