Путешествия по ту сторону

Найи Найи больше не видно, она пропала. Но мы чувствуем, что она недалеко. Может, она в деревьях или в домах или распласталась на дороге, и по ней проезжают черные машины. Может, НН стала крохотной, и нужен микроскоп, чтобы разглядеть ее среди бактерий и простейших одноклеточных организмов. А может, НН невидимкой движется в воздушных потоках, и различить можно только следы ее движения, когда она пригибает траву, шелестит листьями и сшибает с крыш черепицу. Порой поднимешь голову, посмотришь на солнце и видишь ее улыбку, сияющую, как золото. Или видишь диковинное облако, напоминающее рыбу- пилу. Видишь, как поднимаются в воздух и берут курс на Дамаск, на Мадрид огромные самолеты. Сверкают иллюминаторы — может, это Найя Найя сигналит с помощью зеркала.

И все же мы не одиноки. Куда бы мы ни шли, мы чувствуем, что НН рядом и смотрит на нас. Возникает странное ощущение из-за того, что взгляд, исходящий одновременно отовсюду, останавливается на вас и вызывает у вас дрожь, но проходит немного времени, и он уже наполняет вас нежным теплом. Ты проходишь мимо высотных зданий, и вдруг из какого-нибудь триста двенадцатого окна медленно, словно увядший листок, опускается к тебе луч взгляда. Кругом столько вещей, в которых надо побывать. Мы останавливаемся перед платаном, входим в него и в слоях теплого дерева обнаруживаем следы НН. Мы шагаем след в след по тротуару и всякий раз, наступая на то место, куда ступала она, ощущаем электрическую вибрацию, которая поднимается по ногам. Найя Найя обитает везде. Она скрыта во всем, что ты [254] видишь; всюду, во всех краях вздымаются ее сторожевые вышки.

Она молчит, не говорит больше ни слова. Теперь наш черед рассказывать истории, но не для того, чтобы убить время или прервать тишину, а чтобы перейти по ту сторону всего сущего. Мы словно грезили с открытыми глазами. Была тут история о рыбе-пиле, которая плыла через моря прямо, как торпеда, история о театре, разместившемся в спичечном коробке, о машине, которая делала золото, улавливая молнию через длинную антенну, история о птице-пересмешнике, которая всегда отвечала невпопад, например, когда ее спрашивали, который час, она говорила день недели, когда спрашивали, как ее зовут, сообщала прогноз погоды, и никогда нельзя было предугадать, что она еще выдаст. Среди историй есть одна о колесе, катящемся по линии горизонта, и другая — о соляном мосте через Берингов пролив. Эти истории посеяла в нас НН, и теперь нам нет нужды их придумывать, они появляются на божий свет сами. В поисках следов НН мы все время заглядываем в темные углы, канавы, водосточные желобы. Но НН и впрямь исчезла. Она в бамбуковых лесах на берегу реки, она на вершине лысой горы, она путешествует, держась за спину собаки или в гондоле дирижабля, летящего над Африкой.

Нам хотелось бы ее найти, и поэтому мы почти всюду оставляем свои послания — или на листках бумаги, которые рвем на мелкие кусочки и пускаем по ветру, или в зеленых бутылках, которые бросаем в Средиземное море, так что они, переваливаясь с боку на бок, плывут до Крита.

Уотасения, Найя Найя, Пашакамак, вернись, вернись, вернись! Мы пишем это ножом на столиках кафе, на стенках телефонных кабинок или мелом в клетке, обозначающей рай в игре в классики. Иногда мы грустим и тогда ничего не пишем. Мы просто идем, садимся на песок, смотрим на волны, прибывающие с другого конца моря, и отсылаем их обратно — море при этом словно пробирает дрожь, — к острию, к самому жалу.

Мы все время проходим через множество стен, множество имен. Иногда нам бывает весело, потому что стоит хорошая погода и по реке плывут трамвайчики. Тогда мы идем куда глаза глядят, садимся в лифты, перескакиваем через заграждения, распеваем вперемешку "Moonshine" «Битлз», "Raspa", "The hole in the wall" Хило Брауна. Как будто у [255] нас в животах патефоны, и стоит нам открыть рот, как звучит музыка.