Путешествия с Геродотом

В сущности, такая страсть — явление редкое. Человек по своей природе существо оседлое, потому он и смог заняться земледелием и оставить рискованное и бедное существование охотника-собирателя, осесть на своем клочке земли, отгородиться от других стеной или межой, готовый за этот свой клочок проливать кровь, даже отдать жизнь. Если он покидал насиженное место, то только под давлением обстоятельств, гонимый голодом, эпидемиями, войной; или же — в поисках более выгодной работы и более высоких доходов — он становился лодочником, странствующим торговцем, проводником караванов. Но чтобы по собственной воле в течение многих лет бродить по свету ради того, чтобы всего лишь узнать, познать, понять? И для того, чтобы все это позже описать? Таких людей всегда мало.

Откуда в Геродоте эта страсть? Может быть, ее породил вопрос, появившийся в детском уме, вопрос «откуда берутся корабли?» Играя в песке на краю залива, дети видят, как где-то далеко, на линии горизонта вдруг появляется корабль, он идет в их сторону, становится все больше и больше. Но откуда он вообще взялся? Наверняка большинство детей не задает себе таких вопросов. И вот вдруг один, строя домики из песка, спрашивает: откуда прибыл этот корабль? Ведь та линия, которая очень-очень далеко, казалась концом мироздания! Неужели за той линией есть еще какой-то мир? А за ним — другой? Какой? И ребенок начинает искать ответы. А потом, вырастая, ищет еще настойчивее, с еще большей пытливостью.

Частичный ответ дает уже сам путь. Движение. Путешествие. Книга Геродота возникла именно как результат пугешествия, как первый большой репортаж в мировой литературе. Ее автор обладает репортерской интуицией, у него репортерские глаз и ухо. Он неутомим, он вынужден плыть по морю, пересекать степь, уходить в пустыню — и он дает нам отчет о проделанной работе. Он поражает нас своей стойкостью, он никогда не жалуется на усталость, ничто его не отвращает, он ни разу не сказал, что чего-то боится.

Чем он руководствуется, когда, бесстрашный и неутомимый, бросается в свое большое приключение? Думаю, полной оптимизма верой, которой у нас, нынешних, уже давно нет: верой в то, что мир можно описать.

Геродот с самого начала увлек меня. Я часто заглядывал в его книгу, возвращался к ней, к ее героям, к описанным сценам, к десяткам рассказов, к бесчисленным отступлениям. Я каждый раз пытался войти в этот мир, сориентироваться в нем, освоиться.

Это было совсем не трудно. Судя по тому, как он смотрел на мир и описывал его, он человек снисходительный и доброжелательный, мирного нрава и сердечный, что называется, рубаха-парень. В нем нет злости, нет ненависти. Он старается все понять: почему кто-то поступает так, а не иначе. Он не обвиняет человека как личность, он обвиняет систему; не индивид по природе плох, никчемен, извращен, а плоха система, в которой пришлось жить индивиду. Вот почему он выступает за свободу и демократию и против деспотизма, единовластия и тирании: по его убеждению, только в первом случае человек имеет шанс вести себя достойно, быть собой, быть человечным. Смотрите, кажется, говорит Геродот, маленькая группка греческих полисов победила великую восточную силу только потому, что греки чувствовали себя свободными и за эту свободу готовы были отдать все.

Но, признавая превосходство своих соплеменников, наш грек вовсе не пристрастен по отношению к ним. Он видит, что хороший принцип дискуссии и свободы слова легко может породить бесплодную и губительную свару. Он показывает, что греки могут ссориться друг с другом даже на поле битвы, когда на них идет враг. Видя, что на них наступают воины Ксеркса, что в их сторону уже летят первые стрелы и руки врагов уже сжимают рукояти мечей, греки заводят спор, по кому из персов следует нанести первый удар: по тому, который слева, или по тому, который справа? Разве не эта склочность стала причиной того, что греки так никогда и не создали общее, единое государство?

Армии насекомых, которые ранее атаковали только меня, теперь, когда появился Ярда, разделились и образовали два больших, злобных, жужжащих клубка. Не в состоянии справиться с ними, устав от их назойливости, мы взываем к помощи Абду, который, точно древний жрец, отгоняет своими благовонными воскурениями злые силы, принявшие в нашем случае вид агрессивных москитов и кусачей мошкары.

Постоянно откладывая на потом разговор о текущей ситуации в Африке (тема, которой мы обязаны заниматься каждодневно), остаемся с Геродотом. Читавший книгу давно, Ярда говорит, что помнит не слишком много, и теперь спрашивает, что меня поразило больше всего.