Нож у Грюнлиха все скрипел, скрипел и скрипел; вывинченный шуруп упал на пол, звякнув, как булавка.
— Нет, это может не понравиться вашему напарнику.
— Он пошел в город, в казармы, к майору. Тут какой-то иностранец наводит справки. Мой напарник думает, здесь что-то не так.
— Иностранец? — спросил доктор Циннер. У него перехватило дыхание, появилась какая-то надежда. — Он уже уехал?
— Только что пошел обратно к своей машине, туда, на шоссе.
Зал ожидания был погружен во тьму. Доктор Циннер на минуту отвернулся от окна и тихо спросил:
— Как у вас дела? Можете побыстрее?
— Еще две минуты, — ответил Грюнлих.
— Здесь какой-то иностранец с машиной на шоссе. Наводил справки.
Корал сжала руки и тихо сказала:
— Он вернулся за мной. Вот видите? А вы говорили, он не приедет. — Девушка тихонько засмеялась, и, когда доктор Циннер шепотом попросил её не шуметь, она сказала: — Это не истерика, я просто счастлива.
Она подумала: «В конце концов, мое ужасное приключение принесло пользу, оно доказало, что Майетт влюблен в меня, иначе он ни за что бы не вернулся. Он, наверное, опоздал на поезд, и нам придется вместе провести ночь в Белграде, может быть, две ночи», — и она стала мечтать о шикарных отелях, об обедах и о его руке, держащей её под руку.
Доктор Циннер снова повернулся к окну:
— Нас мучает жажда. Есть у вас вино?
Нинич покачал головой:
— Нет, — и добавил с сомнением: — У Лукича есть бутылка ракии там, через дорогу.
Из-за спускающейся темноты расстояния казались длиннее; луны не было, и сталь рельсов не блестела; казалось, до лампы в кабинете начальника станции было сто метров, а не десять.
— Постарайся достать нам вина.
Тот покачал головой:
— Мне нельзя отходить от двери.
Доктор Циннер не предложил ему денег; он только прокричал через стекло, что лечил отца Нинича:
— Когда боль становилась нестерпимой, я давал ему таблетки.
— Маленькие круглые таблетки?
— Да. Таблетки морфия.
Нинич задумался, прижавшись лицом к стеклу. По его глазам было видно, что мысли в его голове мечутся, как рыбы в тесном сосуде.
— Подумать только, вы давали ему эти таблетки. Он обычно принимал одну, когда начинались боли, и еще одну на ночь. Тогда он мог поспать.
— Да.
— Сколько всего я смогу рассказать жене!
— А как же с вином? — напомнил ему доктор Циннер.
— Если вы попытаетесь бежать, пока я отойду, мне не миновать беды.
— Как мы сможем убежать? Дверь заперта, а окно слишком маленькое.
— Тогда ладно.
Доктор Циннер посмотрел, как он уходит, и с тяжелым вздохом повернулся к остальным:
— Ну вот.
Он вздохнул, пожалев о потерянной уверенности в себе. Борьба возобновлялась. Бежать, если возможно, был его долг. Но побег вызывал у него отвращение.
— Секунду, — сказал Грюнлих. У двери продолжался скрип.
— Снаружи никого нет. Охранники по другую сторону пути. Когда выйдете, поверните налево и еще раз налево между зданиями. Машина на шоссе.
— Я все это знаю, — сказал Грюнлих, и другой шуруп, звякнув, упал на пол. — Готово.
— Вам бы следовало остаться здесь, — сказал доктор Циннер, обращаясь к Корал.
— Но я не могу. Мой друг там, на шоссе.
— Готово, — повторил Грюнлих, сердито взглянув на них.
Все трое собрались возле двери.
— Если начнут стрелять, бегите зигзагами, — посоветовал доктор Циннер.
Грюнлих толкнул дверь, и ветер стал наносить в нее снег. Снаружи было светлее, чем в зале; лампа начальника станции по ту сторону пути освещала видную в окно фигуру охранника. Грюнлих первый нырнул в метель. Он пригнул голову почти до колен и понесся вперед, словно мяч. Остальные последовали за ним. Бежать было нелегко. Ветер и снег, их враги, соединились, чтобы гнать их назад: ветер не давал им бежать быстро, а снег слепил глаза. Корал тяжело вздохнула: она наткнулась на высокую чугунную колонну с хоботом, как у слона, служившую для подачи воды в паровозы. Грюнлих был далеко впереди, доктор Циннер немного отстал. Она слышала, как он тяжело дышит. Снег заглушал их шаги, и они не решались громко окликнуть шофера автомобиля.
Прежде чем Грюнлих достиг прохода между зданиями, хлопнула дверь, кто-то закричал, раздался выстрел. Первый рывок Грюнлиха ослабил его силы. Расстояние между ним и Корал уменьшалось. Охранник выстрелил дважды, и Корал услышала свист пуль высоко над головой. Она подумала, не нарочно ли он стреляет выше цели. Еще десять секунд, и они забегут за угол, скроются у него из виду, но их заметят из машины. Она услышала, как снова открылась дверь, пуля взметнула снег возле нее, и она побежала изо всех сил. Девушка была почти рядом с Грюнлихом, когда они добежали до угла. Доктор Циннер вскрикнул позади нее, и Корал подумала, что он ее подгоняет, но прежде, чем обогнуть угол, она оглянулась и увидела, как он обеими руками схватился за стену. Она остановилась и позвала: «Герр Грюнлих!» — но тот, не обратив на нее внимания, завернул за угол и исчез из виду.
— Бегите дальше, — приказал доктор Циннер.
Свет, сиявший на горизонте, меньше закрытом облаками, померк.
— Обопритесь на мою руку, — предложила она.