Путешествия с тетушкой. Стамбульский экспресс

Майетт кивнул, солдат швырнул паспорт на сиденье и погрузился в изучение документов шофера — они разворачивались в длинную полоску, словно детская книжка. Йозеф Грюнлих незаметно наклонился вперед и взял с переднего сиденья паспорт Майетта. Он широко улыбнулся, когда красный свет фонаря осветил его лицо и упал на паспорт. Охранник позвал товарища, они стояли и разглядывали Грюнлиха, освещенного фонарем, тихо переговариваясь между собой, не обращая внимания на его гримасы.

— Чего им надо? — недовольно спросил он с застывшей улыбкой на жирном лице.

Один из солдат отдал приказ, который перевел шофер:

— Встаньте.

С паспортом Майетта в одной руке, перебирая другой серебряную цепочку, он повиновался, и они осветили его фонарем с ног до головы. Он был без пальто и дрожал от холода. Один из солдат засмеялся и ткнул его пальцем в живот.

— Они проверяют, настоящая ли она, — объяснил водитель.

— Что настоящее?

— Ваша округлость.

Йозефу Грюнлиху пришлось сделать вид, что он принимает это оскорбление за шутку, и он все улыбался и улыбался. Его уважение к себе было уязвлено какими-то двумя болванами, которых он больше никогда не увидит. Кому-то другому придется поплатиться за такое унижение, а он всегда гордился тем, что никогда не спускал обидчику; сейчас это больно его задело. Он отвел душу, попросив шофера по-немецки:

— А вы не можете их задавить?

И продолжал широко улыбаться солдатам и помахивать паспортом, пока те обсуждали что-то, оглядывая его с ног до головы. Потом они отступили, кивнули шоферу, и тот включил стартер. Машина переехала рельсы, спустилась с насыпи, затем медленно выбралась на длинную, с глубокими колеями, проселочную дорогу, и Йозеф Грюнлих, оглянувшись назад, увидел два красных огня, качающихся в темноте, словно бумажные фонарики.

— Что они от нас хотели?

— Кого-то искали, — ответил шофер.

Йозефу Грюнлиху это было хорошо известно. Разве не он убил Кольбера в Вене? Разве не он бежал всего час назад из Суботицы на глазах у охранника? Разве не он был сообразительным, ловким парнем, проворным и решительным? Они перекрыли машинам все пути, а он все равно сумел ускользнуть. Но в глубине души у него все же гнездилось легкое сомнение: если бы они искали его, то и задержали бы. Они разыскивали кого-то другого. Считали кого-то другого более важным преступником. Распространяли описание старого копуши доктора, а не Йозефа Грюнлиха, а ведь он убил Кольбера, да еще всегда хвастался: «За пять лет ни разу не сел». Большая скорость уже не пугала его. Когда они неслись сквозь мрак в старой скрипучей машине, он тихо сидел и мрачно размышлял над тем, как все в жизни несправедливо.

Корал Маскер проснулась с каким-то странным чувством и не сразу поняла, где находится. Она села, и мешок с зерном заскрипел под ней. Это был единственный звук; шепот снегопада прекратился. Корал со страхом прислушалась и поняла, что осталась одна. Доктор Циннер умер; она уже больше не слышала его дыхания. Откуда-то издалека, сквозь сумерки, до нее донесся звук мотора, меняющего скорость. Звук касался ее, словно это был сочувствующий ей пес; казалось, он ласкается к ней и обнюхивает ее. «Раз доктор Циннер умер, ничто меня здесь не удерживает. Я пойду поищу машину. Если там солдаты, они ничего мне не сделают, а может быть, это…» Страстное желание не позволило ей закончить фразу, напоминающую раскрытый клюв голодной птицы. Она оперлась на руку, чтобы удержать равновесие, стала на колени и дотронулась до лица доктора. Он не пошевелился, и хотя лицо было еще теплое, она на ощупь почувствовала, что вокруг рта у него запеклась кровь, словно старая сухая кожа. Она вскрикнула, но тут же стала спокойной и сосредоточенной, нашла спички, зажгла жгут из газеты. Однако рука ее дрожала. Нервы сдавали под тяжестью свалившихся на нее бед, хотя она и сдерживалась. Ей казалось, что всю прошлую неделю она должна была что-то решать, бояться чего-нибудь, скрывая страх. «Взять хотя бы эту работу в Константинополе. Ехать туда или отказаться? У агента ждет целая толпа девушек». Она вспоминала Майетта, сующего ей в сумку билет, квартирную хозяйку с ее советами, страх перед неизвестностью, вдруг охвативший ее на причале в Остенде, когда пассажирский помощник кричал ей вслед, чтобы она не забывала его.