Мы вчетвером устроились вокруг огня, остальные монахи незаметно исчезли. Атмосфера была чудесная. Уже через несколько минут мне показалось, будто я перенёсся за тридевять земель, в парижское кафе, где сижу в компании своих сверстников. Надобно сказать, что до поездки в Мустанг я причислял себя к «современным» молодым людям, то есть летал на самолётах, водил спортивный автомобиль и танцевал твист в модных дансингах. И только сейчас, сидя в кругу новых друзей, я понял, что быть современным означает попросту оставаться самим собой, не подлаживаясь под чужой образ мыслей и поведение. Наши бабушки и дедушки якобы устарели для нас, потому что у них не было автомобилей, потому что они надевали ночные колпаки, не слушали радио и пугались самолётов. В Мустанге ни прошлые ни нынешние поколения не пользовались этими изобретениями. У нас молодёжь накидывается на каждую новинку и уже не мыслит себя без неё. При этом как-то забывается, что все эти изобретения — плод гения и мастерства «стариков». Для лоба нет «устаревших» вещей или «устарелых» представлений. Мир их по праву принадлежит молодым, и именно поэтому старшие пользуются таким уважением…
Но сейчас я с особым наслаждением сидел в компании сверстников, обмениваясь впечатлениями, шутками, пил чанг из серебряного кубка, как будто родился здесь. Я научился уже различать оттенки в разных сортах пива и чая; я знал, выказывают ли мне уважение, по тому, на какое место усаживали. Мустанг перестал быть для меня экзотикой.
Лама предложил нам заночевать в монастыре. Ещё после нескольких бокалов напитка он позвал бритоголового привратника и велел показать нам обитель, а также «всё, что мы пожелаем».
Наш гид оказался кладезем талантов. Лама отрекомендовал его как учёного — хранителя библиотеки. А в большом зале монах не без гордости показал нам свои авторские фрески!
В большом зале мы полюбовались паркетом — это большая роскошь в стране Ло; как мы помним, в королевском дворце его нет. Я изобразил восторг и начал ступать по паркету, словно по бесценной мозаике.
Вечером при свете лампы, заправленной льняным маслом, мы с молодым ламой, учёным монахом, Пембой и Таши листали старые книги в личной молельне ламы, где нам никто не мешал. По мере того как таяла кипа бумаг, мне становилось всё горше и горше. Несмотря на приказ ламы обыскать все закоулки и доставить ему всё мало-мальски интересное, несмотря на старания Таши, который оказался аллергичен к пыли и сейчас слезливо моргал, не удалось обнаружить ни одной работы по истории. Значит, не судьба… А Пемба клялся, что здесь мы отыщем заветную рукопись!
В первой беседе король упомянул о существовании некоей летописи под названием «Молла», но когда во второй приход я попросил разрешения взглянуть на неё, король ответил, что книга не сохранилась, и сменил тему. Пемба уверял затем, что мы найдём её в монастыре Самдрулинг. Но я понапрасну чуть не обморозил ноги, добираясь до этой обители.
Потом Пемба примчался с вестью, что «Молла» находится в Царанге и один его друг доставит её в Ло-Мантанг. Но друг прибыл с пустыми руками: из Царанга книга исчезла. Я всё больше проникался уверенностью, что такой книги вообще нет.
Лёжа в спальном мешке, я чувствовал себя как Шерлок Холмс перед неразрешимой загадкой: она не отпускала меня ни на минуту. История Мустанга ускользала из рук. Собранные отрывочные сведения были противоречивы. Ни один достоверный факт не подкреплял гипотезу о том, что уже в давние времена Мустанг был самостоятельным королевством. Лично я в этом не сомневался, но нужны были письменные свидетельства.
Странная вещь: едва мы произносили слово «история», как собеседники пугливо отвечали, что разговор может «оскорбить короля». Кто были наследники Аме Пала? Известны названия четырёх древних крепостей, но кто их построил, какова была их роль в судьбе страны, когда они были воздвигнуты?
Неужели истории Мустанга суждено остаться тайной за семью печатями, подобно прошлому многих других гималайских краёв? Ведь я уже решал дважды бросить поиски, но всякий раз кто-то вновь упоминал о «Молле»!
Всё следующее утро я пробродил по монастырю, пользуясь привилегированным положением «друга ламы». Около одиннадцати начали складывать вещи. Внезапно появился Пемба. Он был в отличном расположении духа, поскольку продал накануне молодому ламе втридорога свою чубу и сапоги, зато очень дёшево купил новую обувь. Отозвав меня в сторонку, он таинственно шепнул на ухо:
— Кажется, я нашёл «Моллу».
— Не может быть! — вырвалось у меня. — Мы же просмотрели вчера все книги!
Напустив на себя заговорщицкий вид, Пемба едва слышно сказал, что учёный монах хранит исторический трактат.
— Так в чём же дело? Пошли!
— Тс-с-с… Он не хочет, чтобы лама об этом знал.
— Но взглянуть-то можно? Или пусть он его быстренько перепишет, а? Хотя нет, лучше всего, чтобы продал.