Не знаю, то ли оскаленная пасть барса, то ли какое-то чувство вины рождали во мне подспудную тревогу. И вдруг рядом с ухом раздался громовой удар гонга! Кровь застыла в жилах; я обернулся — и чуть не умер от ужаса: всего в нескольких шагах в глубине заброшенной часовни сидел живой призрак с лицом Мефистофеля — длинные, давно нечесанные волосы рассыпались по плечам, на бледном, без кровинки лице огнём горели глаза. Никогда в жизни я не испытывал такого страха. Властным жестом он указал мне на дверь, и я пулей вылетел в коридор.
Оказалось, я нарушил уединение «живого мертвеца», «святого» отшельника. Уже 12 лет он ни с кем не разговаривал и не видел человеческого лица. Семь лет он просидел в темноте… И вправду, в Царанге есть призраки. Этот монах без имени, без возраста стал для меня символом заброшенного монастыря.
А во дворе меня ждала радость — отыскался щенок! Тюки, палатку, записные книжки, фотоаппараты, одежду погрузили на двух лошадей, и мы вновь — в который раз уже! — выступили в путь.
Страна Ло на карте занимает крохотное пятнышко, но если вы окажетесь внутри его, то поймёте, что расстояния измеряются не, по прямой. Подъёмы и спуски, одышка и боль в ногах, жгучее солнце и мучительные переправы через гималайские потоки множат здешние километры до бесконечности. Особенно сейчас, когда исхожено столько троп.
Прошлый опыт оборачивался теперь добром и удобствами. Почти в каждой деревне встречались люди, которым я давал лекарства, и они останавливали наш караван, чтобы поблагодарить меня. Некоторые добирались до Ло-Мантанга, чтобы взять у меня чудодейственные таблетки. Нам дарили чанг — великолепное пиво, сильно скрашивавшее скромные ужины, нас усаживали у огня на почётном месте. Особенно хорошо принимали в деревне Маранг, недалеко от Царанга, — там жил человек, которому я «оперировал» ноги.
К сожалению, запас лекарств кончился, а они были бы сейчас весьма кстати. Все члены группы, включая меня самого, чувствовали себя плохо. Калай температурил, Канса едва таскал ноги, Таши стих, умолкли его шуточки. Что до меня, то я превратился в подлинную «Хрустальную гору» — исхудал настолько, что чуть не просвечивал насквозь. Два месяца, прожитые на высоте 4 тысяч метров, 600 километров пути по горам изнурили организм. А до Покхары было ещё добрых 10 дней.
Кроме того, сказывалось постоянное напряжение. Это ведь был не туристский поход. Я почти круглосуточно выискивал, выспрашивал, высматривал, записывал, разговаривал на чужом мне языке. Четыре толстенных блокнота были заполнены убористым почерком. Конечно, я лишь слегка смог коснуться сокровищ культуры лоба, лишь прочертил контуры многих важных событий. Но я мог честно сказать, что сделал всё, что было в моих силах.
Теперь на собственном опыте я мог утверждать, что в наше время организованных экскурсий и путеводителей есть на Земле места, где возможны собственные открытия, где человек может стать первопроходцем. И я листал засаленные страницы «Грамматики» Белла с удовлетворением от того, что сумел нарушить статус-кво…
Да, мне посчастливилось. Я побывал там, где до меня никто из европейцев не был. Я познал красоту неведомой земли и подружился с настоящими людьми.
…Мы вновь взошли на перевал, откуда два месяца назад я впервые смотрел на Мустанг. Как и раньше, нам открылась иссушенная ветрами равнина с глубокими оврагами, а дальше, на запад, уходили снежные вершины. Страна «бесплодная, как дохлая лань»… Но теперь при взгляде на неё я видел мощные стены Ло-Мантанга, величественные монастыри и крепости, сокровища библиотек. Я видел усталое лицо старого короля и красивую фигуру его сына-наследника. Я видел здешний народ: улыбчивого Пембу, умного Тсевана Ринцинга, царангского ламу, герцогов и баронов, крестьян и монахов, водоносов и дровосеков, герольдов и танцоров, кузнецов и мясников, учёных и купцов, знахарей и бедных пастухов. Я видел старую женщину с внуком, которые пожелали мне доброго пути с порога своего дома. Я видел облако, которое обещало пролиться влагой на сухие поля. Я видел рождение маленького яка. Ничто не изменилось… Кроме того, что один человек теперь будет иным, не таким, как прежде. Это хорошо понимал я, Шелкакангри…
Бутан
Десять лет на пути к бутану
Был час ночи.
Ночной отъезд всегда окружён покровом тайны. Я дошёл до лифта и, будто ещё во сне, нажал зелёную светящуюся кнопку. Металлические створки сомкнулись за спиной, и я медленно стал проваливаться вниз.
В широченной люстре холла мерцал слабый огонёк дежурной лампочки. Вестибюль калькуттского «Гранд-отеля» был пуст. Я завернул направо и подошёл к стойке; ночной портье суетливо улыбается, смущённый тем, что ему приходится натягивать форменную куртку в моём присутствии.
— Триста тридцать пятый, — бормочет он, залезая в ящичек для писем.
Потом, сверившись с бумажкой, добавляет:
— Самолёт компании «Джем», вылет в два часа.