Путешествия в Мустанг и Бутан

Этим путем на Главный Гималайский хребет двигались все экспедиции, в том числе и французская, покорившая в 1950 году Аннапурну. Упомяну также профессора фон Хаймендорфа из Лондонской школы востоковедения, который прожил год в Тукуче, изучая культуру и обычаи народности тхакали. Он оказал большую помощь в подготовке моей экспедиции.

Для миллионов индийцев Кали-Гандак — священная река. Ежегодно сотни паломников спускаются в ее ущелье, чтобы, обогнув массив Аннапурны, выйти к святилищу Муктинатх, лежащему в двух сутках пути на северо-восток от Тукучи. Маленькое святилище Муктинатх пользуется колоссальной известностью в индуистском мире: там в крохотном храме можно видеть три нерукотворных чуда — горящий камень, горящий источник и горящую землю. Они горят вот уже несколько веков, и, хотя сейчас мы знаем, что причиной феномена являются горючие газы, научное объяснение не уменьшает его популярности. Не менее известны салеграми — священные камни русла Кали-Гандака. Эти органические окаменелости ценятся дороже золота, ибо им приписывается чудодейственная сила.

Ущелье Кали-Гандак представляет необыкновенный интерес и для тех, кто не верит в чудеса. Говоря языком статистики (а она производит наибольшее впечатление на современных жителей), это «самый глубокий на Земле каньон»; его глубина намного превосходит знаменитый Колорадский каньон и грандиозный водопад на реке Замбези. Кали-Гандак бежит по так называемой Большой Гималайской щели между массивами Аннапурны и Дхаулагири. Обе вершины вертикально вздымаются над рекой на 5 тысяч метров — пять километров! Умопомрачительный вид открывается возле Тукучи, когда стоишь над туманным облаком реки.

Это не последняя загадка священного потока. Несмотря на свою всемирную известность, истоки Кали-Гандака до сих пор не обнаружены; никто из европейских географов их не видел. На крайне неточных картах этого района их помещают то в Тибете, то южнее, в Мустанге. Перед вылетом из Катманду меня просили, если представится возможность, выяснить это на месте.

Выйдя к реке, мы сменили направление. От Покхары дорога вела на запад, пересекая ущелья, ориентированные с севера на юг, так что приходилось без конца взбираться на уступы и спускаться вниз. Наконец-то аттракцион «русские горки» закончился — перед нами был торный торговый путь из Индии в Тибет, по которому тысячелетиями вдоль Кали-Гандака шли караваны.

Они стали попадаться и теперь. Для мулов мы не представляли никакого интереса, зато люди обращались к нам по-тибетски фразами из «Грамматики» Белла.

— Куда идете?

— Яла (вверх), — отвечали мы. — А вы?

— Ма ла (вниз).

И хотя ответы были очевидны, они ставили все на свои места. Иногда мы останавливались поболтать с погонщиками, но чаще просто говорили встречным «кале пхе», что переводится буквально как «не спешите».

Торговый путь уготовил несколько сюрпризов в виде «станций обслуживания» — придорожных лавчонок, где сапожники наскоро подбивали отставшие подошвы к высоким тибетским сапогам. В харчевнях, которые содержат тхакали, имелся солидный запас ракши. Немудрено, что мы останавливались все чаще и чаще, а наши беседы с путниками становились все оживленнее. Носильщики тоже удвоили прыть — возможно, потому, что уже близка была Тукуча.

Все кхампа, которых мы теперь встречали, были заняты одним делом: они приводили в порядок неширокую дорогу, ремонтировали ее похожие на крепостные выступы площадки и укрепляли мосты в преддверии таяния снегов и разливов рек.

Близость промежуточной «станции назначения», очевидно, побудила вдруг Калая исчезнуть. На полуденном привале я с нетерпением ждал, пока подтянутся все носильщики, но Калая с ними не оказалось. Что могло случиться? Я начал серьезно беспокоиться. Дорога изобиловала опасными местами; достаточно поскользнуться, чтобы не удержаться на мокром краю и свалиться в пропасть… Отвесные стены уходили вниз на 600 метров, и падение означало неминуемую гибель.

А что, если он сбежал? Не следовало сбрасывать со счетов и такую возможность. Путешествие только начиналось, а трудностей уже встретилось с избытком. Не далее как сегодня утром я упрекал его в том, что он ленится, и Калай мог обидеться. У встречных я начал спрашивать, не видели ли они молодого непальца в розовом свитере. Никто не замечал такого.

Под вечер настроение совсем упало: Калай исчез бесследно. Я решил остановиться на ночевку. Разбили палатки, Таши улегся в самой большой, чтобы стеречь вещи.

…Проснулся я оттого, что кто-то осторожно тряс меня за плечо. В чем дело? Пришел крестьянин, просит посмотреть его больную жену. Но я не доктор! Не имеет значения, у меня ведь есть лекарства.

Я оделся и пошел в дом, стоявший метрах в двухстах от дороги. Больная женщина металась в жару. Я дал ей две таблетки аспирина и возвратился в лагерь. Больше ничем я помочь не мог.

Сон больше не пришел. Я лежал и думал с тревогой о судьбе Калая.