По дороге мне объяснили, что в районе Пельмаделла слои, содержащие самоцветы, расположены на довольно значительной глубине, и для их добычи роют глубокие шурфы и небольшие шахты глубиной 10–20 м. Над каждой такой шахтой был сооружен двускатный навес, построенный из бамбуковых и пальмовых стволов и крытый пальмовыми листьями. Небольшая помпа, приводимая в действие бензиновым моторчиком, непрерывно откачивала воду из шахты в близлежащий пруд. Посреди навеса над шахтой находился хорошо знакомый всем геологам-разведчикам ворот с накрученным на него стальным канатом. Рабочие, крутившие ворот, были одеты очень легко, точнее, на них, кроме набедренной повязки, ничего не было. От них резко отличался мастер, руководивший откачкой, т. е. всей механикой. Кроме майки, старых джинсов и резиновых сапог на нем была надета защитная горная фибровая фуражка. Я спросил, спускается ли мастер в шахту. Оказалось, что да, если забарахлит помпа.
На шахтенке нас встретили очень радушно, я бы сказал с весельем. Казалось, что эти симпатичные ребята воспользовались нашим прибытием, для того чтобы шутками как-то скрасить свое однообразное бытие. «Бадейку опускаем, — рассказывали они, — ждем, пока ее насыпят, крутим вороток и поднимаем бадейку, высыпаем содержимое бадейки, все повторяем снова, и так тысячу раз в день. Ведь это же скучно». Нам также рассказали, что в шахте среди глинистых отложений имеются три слоя кварцевых галечников, в которых и встречается галька самоцветов. «В соседних шахтах всего два слоя кварцевой гальки, а вот у нас три, — с гордостью заявил нам Миера, один из горняков, — вот только беден этот третий слой. Хотя полгода назад мы извлекли из него очень хороший аквамарин, помнишь?» — с мечтательной улыбкой он обратился к своему товарищу, и тот понимающе прищелкнул языком и кивнул головой.
Побывать на таком месторождении и не увидеть самоцветоносные слои галечников было бы совершенно непростительным, и я напрямик заявляю, что мне нужно спуститься в шахту. Это вызывает легкое замешательство. Мильтон и мастер начинают меня дружно отговаривать, но рабочие, видимо, поняв о чем речь, неожиданно относятся к этому очень благоприятно. Они достают бадейку, что-то кричат вниз и начинают тщательно очищать ее от глины. Наконец, начальство сдается, мастер на время отдает мне свою защитную фуражку, затем чуть-чуть приспускается ведро в шахту, я встаю в него двумя ногами, как следует берусь за трос — и пошел.
Кому из геологов не знакомо это чувство? Скрипящий ворот, скользящая вниз бадья и мелькающие мимо тебя стенки шахты, обыкновенно грязные и непривлекательные. Так было и в этот раз.
Внизу меня встретили два полуголых улыбающихся парня, ничем не отличающихся от своих сотоварищей, работавших наверху. Они были вооружены кайлушками с короткими ручками, здесь же валялись две лопаты. Не успел я вылезти из ведра, как один из горняков вручил мне сувенир — большую гальку полупрозрачного светло-коричневого кварца. От ствола шахты отходил небольшой тоннельчик — штрек. Во время его проходки и производилась выемка галечных слоев. Они были хорошо видны в глинистой массе, слагавшей основную толщу породы. Самый верхний залегал почти в кровле штрека, второй находился на уровне груди и третий, самый широкий, на уровне колена. При свете захваченной с поверхности карбидной лампы мы внимательно просматриваем средний галечный слой, пытаясь углядеть в гальке что-либо кроме кварца и оглаженных обломков породы. Но, увы! Ничего увидеть не удалось. Штрек был тесный и низкий, сверху все время капало, от полусогнутого положения заболела спина, да и душновато было тут внизу. Скоро, наверное, придется покинуть эту шахту, так как без специальной вентиляции уже будет трудно работать.
Когда, зажав в кулаке подаренную кварцевую гальку, я вылез на поверхность, где сверкало солнце, и невдалеке всегда для меня экзотические кокосовые пальмы как бы приветственно покачивали широкими листьями, подчиняясь свежему ветерку, дувшему вдоль долины, я невольно вдруг подумал, что большинство этих отличных, дружелюбных парней, которые трудятся здесь в тяжелых условиях от восхода до заката солнца, добывая самоцветы для других людей, сами никогда и не увидят этих камней, которые будут обработаны, оправлены в золото и платину, использованы в украшениях и проданы за большие деньги где-то далеко отсюда.