Путешествия во времени. История

Житель Нью-Йорка, перенесенный на тысячу лет в прошлое, не понял бы ни слова в языке людей, которые бы ему встретились. То же справедливо и в отношении жителя Лондона. Как же можно ожидать, что люди 6939 г. поймут нас? Создателей капсул времени, как правило, лингвистические перемены беспокоят не больше, чем авторов научно-фантастических романов. Но команда «Вестингауза», к ее чести, все же побеспокоилась о том, чтобы сделать содержимое своей капсулы времени понятным для получателей сообщения, которых мы сегодня с трудом можем себе вообразить. Было бы преувеличением сказать, что они решили эту проблему, но, по крайней мере, они об этом подумали. Они знали, что археологи продолжали биться над древнеегипетскими иероглифами даже через столетие после счастливой находки Розеттского камня и связанных с ним прорывных открытий. До сих пор на поверхность иногда всплывают глиняные таблички и резные камни с надписями на утраченных языках, которые не поддаются расшифровке, — это и протоэламское письмо[150], и ронго-ронго[151], и другие, не получившие даже названий.

Так что авторы «Книги записей капсулы времени из купэлоу» (Book of Record of the Time Capsule of Cupaloy) включили в нее «Ключ к английскому языку» (A Key to the English Language) доктора Джона Харрингтона, этнолога из Бюро этнологии Смитсоновского института в Вашингтоне. В него входит схема человеческого рта, помогающая разобраться с произношением «33 звуков английского языка 1938 г.», список тысячи наиболее распространенных английских слов и диаграммы с элементами грамматики.

Включена туда и загадочная история, состоящая из одного абзаца, — «Сказка о Северном Ветре и Солнце» (The Fable of the Northwind and the Sun), повторенная на 25 различных языках, — этакий маленький Розеттский камень, призванный помочь археологам 6939 г.

Любые усилия такого рода неизменно наталкиваются на проблему вытаскивания самого себя за волосы из болота. A Key to the English Language написан силой обстоятельств по-английски. Для объяснения произношения в нем используются печатные слова, а звуки описываются в понятиях человеческой анатомии. Что гипотетические люди будущего смогут понять из этого: «В английском языке восемь гласных (или звуков, при звучании которых воздух свободно проходит через рот)»? Или этого: «И — гласный звук с наибольшим поднятием спинки языка, то есть наиболее близкий к положению при произнесении согласного k; гласный звук i произносится с наибольшим поднятием средней части языка, то есть наиболее близко к положению при произнесении согласного y»? Вообще, кто знает, где у получателей будет располагаться голосовая щель и не исчезнет ли она к тому моменту вовсе вслед за жабрами?

Авторы «Вестингауза» также воображали, что библиотекари могли бы непрерывно ретранслировать их книгу, позволяя ей идти в ногу с эволюцией языка. И почему нет? Мы до сих пор читаем «Беовульфа». Они умоляли читателя, кем бы он ни был: «Поэтому молим тебя, читающего эту книгу, беречь и сохранять ее в веках и переводить ее время от времени на новые языки, которые могут возникнуть после нас, чтобы это знание о капсуле времени из купэлоу передавалось бы из поколения в поколение и дошло до тех, кому предназначено». Они были бы рады узнать, что уже сегодня, в XXI веке, их книга вновь издается, поскольку авторские права на нее сняты: ее можно купить примерно за десять долларов у издателей, печатающих книги по требованию, или за 95 центов в электронном виде в варианте Amazon Kindle, или скачать из сети бесплатно. С другой стороны, библиотеки, в которых вечно не хватает места, списывают свои экземпляры. Мой, к примеру, первоначально принадлежал Колумбийскому университету, откуда затем попал к букинисту в Кливленде. Неужели библиотекари отказываются исполнять свой долг перед будущим? Нет, именно во исполнение этого долга они постоянно разбирают книги, решая, что сохранить, а от чего избавиться. «Мы подбираем и одновременно роняем. Мы путники, которые должны удерживать весь свой скарб в руках, — говорит Септимус в „Аркадии“ Тома Стоппарда. — Выроним — подберут те, кто идет следом. Наш путь долог, а жизнь коротка. Мы умираем в дороге. И на этой дороге скапливается весь скарб человечества. Ничто не пропадает бесследно. Все потерянные пьесы Софокла обнаружатся — до последнего слова. Или будут написаны заново, на другом языке».