Пареа вскоре последовал за ними, причем привез шляпу мичмана и еще кое-какие похищенные ранее вещи. Выразив сожаление по поводу случившегося, он спросил, не убьет ли его Роно, а также разрешат ли ему завтра снова посетить корабль. Как видно, Пареа не потерял еще веры в то, что Кук — бог Роно, или, по крайней мере, делал вид, что этому верит, желая скорее умилостивить англичан. Получив заверение, что ему нечего опасаться и его визиту всегда будут рады, вождь в знак примирения и дружбы коснулся своим носом носов всех офицеров и затем удалился.
Поскольку Пареа помешал своим соотечественникам отомстить англичанам, островитяне похитили ночью другую шлюпку, перерезав веревку, которой она была привязана к кораблю. Узнав об этом, Кук пришел в бешенство и решил доставить на борт самого короля, чтобы задержать его в качестве заложника до тех пор, пока не будет возвращена шлюпка. На других островах он в подобных случаях с успехом применял указанную меру.
Взяв оружие, Кук сам отправился на берег в сопровождении хорошо вооруженных солдат. Предварительно он приказал не выпускать из бухты ни одно каноэ, намереваясь, если не подействуют другие методы, уничтожить все суда островитян. Все шлюпки с обоих кораблей, наполненные вооруженными матросами, были расставлены так, чтобы обеспечить выполнение этого приказа.
Как видно из отчета Кинга, Кук был встречен на берегу с большими почестями. Островитяне при его появлении пали ниц. Кук отправился прямо к старому королю, который в это время отдыхал, и пригласил его последовать за собой на корабль, на что старец сразу же согласился. Однако многие ери принялись уговаривать короля отказаться от визита, на котором все более настаивал английский капитан. Увидев, что старика пытаются задержать, Кук взял его за руку и хотел увести силой, чем весьма возмутил собравшихся толпой островитян. Тут прибежал окровавленный ери, который был ранен ружейным выстрелом с английской шлюпки, когда пересекал бухту. Он упал на колени перед королем, громко умоляя его никуда не ходить, чтобы избежать столь же печальной участи. При виде раненого ери толпа, дотоле сдерживавшая свое возмущение, пришла в неукротимое бешенство. Произошло вооруженное столкновение, в результате которого Кук и несколько солдат были убиты, а остальные англичане обратились в бегство.
Так рассказывал об этом событии Каремаку, который сам явился его очевидцем, находясь еще в юношеских летах. С его рассказом в общем и целом согласуются отчеты спутников Кука. Правда, некоторые обстоятельства дела англичане освещают несколько по-иному. Но на острове Ваху каждый житель совершенно убежден в том, что все произошло именно так, как уверял Каремаку. Даже если считать английскую версию более правильной, все равно придется признать, что англичане были нападающей стороной, что они вынудили островитян прибегнуть к самозащите и что Кук понес заслуженное наказание за свое поведение.
Иоганн Рейнгольд Форстер в предисловии к изданному им «Дневнику путешествия в Южное море, совершенного с 1776 по 1780 г. под начальством капитанов Кука, Клерка, Гора и Кинга» (Берлин, 1781) [279]
приводит следующую выдержку из письма одного высокопоставленного англичанина: «The Captain's character is not the same now as formerly. His head seems to have been turned» [61]. Сам Форстер в том же предисловии говорит об изменившемся характере Кука следующее: «В первом плавании Кука сопровождали господа Бэнкс [280] и Соландер [281], люди науки и искусства. Во втором путешествии его спутниками были я и мой сын; мы питались вместе с ним и составляли его повседневное окружение. В нашем присутствии он вынужден был сдерживаться из уважения к самому себе. К тому же при столь длительном и постоянном общении на него не могли не повлиять наш образ мыслей, наши принципы и нравы, которые не позволяли жестоко обходиться с бедными, простодушными островитянами Южного моря. Кук как командир ни разу не проявил тогда жестокости, если не считать одного случая, когда он приказал стрелять из пушек по виновному в мелкой краже, удиравшему в лодке. К счастью, никто при этом не пострадал.Однако во время третьего плавания на корабле Кука не было других свидетелей, кроме лиц, ему непосредственно подчиненных, или таких, которые, не получив хорошего воспитания и не имея солидной репутации, не могли внушать к себе уважения (говоря это, я не делаю исключения ни для астронома господина Бейли, ни для ботаника господина Нельсона). Поэтому неудивительно, что Кук забыл, к чему обязывает его положение, и совершил ряд весьма жестоких и бесчеловечных поступков. Я убежден, что, если бы капитана Кука и на сей раз сопровождали господа Бэнкс и Соландер или я с сыном, а также доктор Спаррман [282]
, он, безусловно, не погиб бы таким образом».