Путешествия вокруг света

Мы нашли 12 летних жилищ, которые были построены из пирамидально составленных длинных жердей, покрытых шкурами разных морских зверей; огонь разводится в середине такого шалаша, а вверху находится отверстие, через которое выходит дым. Шалаши были больше тех, которые я видел прежде; они имели 12 шагов в поперечнике и были вышиной в 2–3 сажени; обитатели их, кажется, принадлежат к кочующим племенам, — я заключил это из множества нарт, на которых они сюда прибыли, чтобы запастись на зиму китовым жиром и морскими животными; по окончании этой работы они переселяются опять туда, где пасутся стада их оленей. Жилища были поставлены в один ряд; среднее принадлежало начальнику, человеку старому и почтенному, имевшему вид здоровый, но лишившемуся употребления ног. Все обитатели скрылись в свои жилища и держали, как мне казалось, свое оружие в готовности; один только помянутый старец сидел с двумя молодыми людьми в нескольких шагах от своего шалаша на разостланной коже и, узнав, что я начальник, просил сесть по правую сторону. Первое его старание было сделать мне понятным вопрос — нет ли у меня человека, который разумел бы их язык. Но того мне и недоставало; только один матрос, взятый на Камчатке, зная язык коряков, понимал несколько слов и здесь; хотя его сведения были весьма скудны, он был довольно полезен. Из имевшегося при мне словаря наречий сидячих чукчей, приложенного к путешествию капитана Крузенштерна, они не разумели ни слова. Я велел сказать старцу, что мы русские и их друзья, пришли сюда единственно для снабжения пресной водой и просим его отпустить нам несколько оленей. Долгое нужно было время, чтобы толмач мой успел перевести эти слова; наконец, старец его понял и обещал позаботиться о доставке оленей, однако старался растолковать, что на это понадобится несколько дней, поскольку оленей надо пригнать издалека. Так как матросы со времени отплытия из Чили редко получали свежее мясо, то я был крайне обрадован обещанием старца и щедро одарил его; хотя он принимал все охотно, но изъявлял сожаление, что не в состоянии достойным образом одарить меня. Я уверял его, что не желаю ничего, как только чтобы он принял мои подарки, но он с прискорбием кивал головой и дал какое-то приказание одному из своих людей, который стремглав побежал в шалаш, возвратился и положил к моим ногам шубу, но я решительно остался при своем намерении ничего не принимать. Я наконец добился его доверия, когда подарил ему медаль с портретом государя императора и когда объяснил ему с помощью переводчика ее достоинство; однако казалось, что изображение это было ему известно, ибо получение этой медали доставило явное удовольствие (на мысе Восточном один из чукчей показывал мне медную табакерку с изображением государыни императрицы Екатерина II). Затем прочие чукчи, как мужчины, так и женщины, начали вылезать из своих шалашей, сели в кружок около нас и рассматривали с большим любопытством. Одна молодая женщина по повелению старца поднесла мне чашку с китовым жиром, который я, однако, никак не мог есть, потому что от первого угощения сохранил непреодолимое отвращение к этой пище. Я приобрел высочайшую доверенность и благорасположение женщин, когда роздал им бисер и иголки; последние они именуют «тетита». По вторичному приглашению старца я вошел в его шалаш, в котором господствовала ужаснейшая неопрятность; на огне стоял большой медный котел, шалаш был перегорожен растянутыми кожами на несколько отделений, в которых находились сделанные из мехов теплые постели. Чайник и разная другая домашняя утварь, получаемая ими из Колымы, доказывает, что они ведут торговлю с русскими. Время было уже довольно позднее, когда мы оставили их шалаши, сопровождаемые чукчами, часто повторявшими слово «тарома», которое они употребляют как для приветствия, так и при прощании.