И едва ль объясненье найдется,
Почему год из года опять
Едут люди под южное солнце
Жизнь менять, продолжать, начинать.
Я когда-то и сам, между прочим,
Дом искал на просторах чужих, —
Но мои бирюлевские ночи
Мне родней становились вдали.
И роскошные замки с дворцами,
Виллы, бунгало, старый коттедж
Меркли рядом с простыми стенами
Башен серых, домов цвета беж.
К деревянному старому храму,
И к автобусной давке с утра
Так случайно и так долгожданно
Возвратила меня простота
И утрами звучит благовестом,
Вечерами – приливом шоссе.
Здесь мое заповедное место
На тройной – не песчаной – косе.
Ивановская горка
С Ивановской горки я вижу Ивана в Кремле
И место, откуда на поле ушли Куликово
И прочие войны все те, кто покоится ныне в земле,
О ком сохранилось случайно в истории слово.
Здесь Малый Израиль выходит торцом на тюрьму,
Которой пристроили купол вполне флорентийский.
Ну, как зарекаться, что взять не придется суму,
Скажите же, Осип, мой друг, в этой жизни российской,
Где каждый поэт – завсегда бесприютен и прост
В быту, но не в мыслях, и тем попрекается часто.
Венок иль венец здесь всегда присуждают на рост,
А ты, будь любезен, неси свою ношу бесстрастно.
И я в переулках брожу, где бывали по разным делам
Чайковский и Пушкин, Саврасов и Станиславский,
Где раз Гиляровский устроил разнос босякам,
И где Левитан был чужою женою обласкан.
Я вижу их тени; они не уходят совсем
Ни в полдень, ни ночью. Как стражи Ивановской горки,
Они от нее суету прогоняют и тлен
И смотрят на новых прохожих с усмешкою горькой.
Москва
Ты мне нужна, старинная Москва:
Торжественно-широкие бульвары
Текут, а переулки-рукава
Соединяют острова-кварталы.
О, спящая Москва, ты мне нужна!
Я словно Блок в Италии российской,
Когда из всех проулков тишина
В лицо мне дышит смертью флорентийской.
Удел всех древних, гордых городов —
Хранить сиянье преходящей славы,
Когда ее чернит толпа рабов
И господам величье не по нраву.
Ты все-таки Италии живей:
Здесь зрим повсюду опыт многотрудный
Отцов твоих, сынов и дочерей,
И самый яркий, и печально-скудный.
Когда же воцаряется в ночи
На улицах твоих угрюмый сумрак,
Студентов стайка весело кричит,
И вновь в былое превратились думы, —
В молчании тебя благословлю.
Пускай хранит от века и до века
Господь все то, что я здесь так люблю,
Что снова созидает человека.
Канун декабря
Это был город любви —
Для тебя и меня.
Только кто же любил —
Ты или я?
Фонари разбросали ответ
По скамьям и дверям.
Городов таких нет,
Нет меня, нет тебя.
Мы – дыхание Ночи,
Которая из-за угла,
Коварно, крадучись,
Любовь унесла.
Послушайте, сфинксы,
Ведь вы не привыкли болтать.
И отчего-то мне хочется так
Говорить и мечтать, не молчать.
Город наш растворился
В тумане последних дождей.
Ночь простерла крыла,
И все отражается в ней.
И в декабрьской глади небес —
Каналы, мосты, фонари.
В этом – наша Любовь.
В отраженье ее посмотри.
Мы – сон призрачный Ночи,
Но она просыпается, впрочем,
И ты видишь город любви,
В котором зарделась заря.
Кто же любит из нас—
Ты или я?
Осень в городе
Вновь льют дожди, и холода
Насквозь пробрали дивный город.
На юг уходят поезда,
А мой атлант совсем не молод.
Молчит угрюмая река,
Плывет троллейбус проржавевший,
И проникают чрез века
Здесь шорохи шагов неспешных.
Застыли статуи навек, -
Великий век, осенне-зимний,
И одиноко человек
Идет под одиноким ливнем.
Ему летит под ноги лист,
И лужи льются океаном, -
Он плачет и танцует твист,
Окутан облаком тумана.
И превращается слеза
В великую пучину грезы –
Багряные сжигает розы
Неповторимая гроза.
Покидая Питер накануне дня рождения
Если по тебе плачут города,
Провожая в путь долгими дождями,
Значит, ты не зря приезжал сюда
И оставишь часть себя под небесами,
Полными теперь грусти и любви.
Не поверит друг твоему рассказу.
Может, он еще не нашел свои
Города и вот не узнал ни разу,
Как это: вокруг шум, а в сердце – тишь,
И, раскрывши зонт, ты стоишь недвижно
И наедине с городом молчишь,
А со всех перил, лестниц, окон, крыш
И с щеки бегут слезы на булыжник.
И глядишь вокруг, знак напрасно ждешь:
Пусть бы кто тебя удержал случайно…
Но молчат дома, и сильнее дождь,
И трамвай звенит для тебя прощально.