Путешествуя с мёртвыми

«Забавно», – подумал Эшер, помедлив перед аркой входа. Большинство старых аристократов пытаются увеличить свои доходы, сдавая первые этажи пустующих особняков под магазины, а чердаки – под жилье. Кстати, дома на Хаархоф и Баккерсгассе, осмотренные Эшером после беседы с Холивеллом, также стояли темные и заброшенные. Как этот. Терпеливые мраморные атланты на крыльце и обильная лепнина вокруг окон покрыты пылью, однако (с интересом отметил Эшер) на дверных петлях и замках – ни следа ржавчины.

Несомненно, особняк был самым древним строением на этой улице.

Согревая озябшие руки под мышками, Эшер медленно прошелся мимо огромных дверей. Не рассчитывал он оказаться на улице в столь позднее время. Туман и холод разогнали прохожих. Эшер слышал, как вдали пробило одиннадцать. Отметив, что мостовая перед крыльцом не слишком изношена, он обернулся, запоминая расположение этого переулка в лабиринте улочек между кафедральным собором и старой Юденплац. Вон за той аркой вполне мог скрываться вход во внутренний двор. Возможно, украшенный колоннами. Сам двор, очевидно, невелик, если, конечно, длина здания соразмерна фасаду.

Эшер двинулся в путь, пытаясь обойти квартал. По мере того как он удалялся от освещенного дворца Монтенуово и жилого квартала, озноб пробирал все сильнее. Старый инстинкт твердил о близкой опасности, но если уж он вернется завтра в Париж, то надлежит хотя бы передать своему преемнику как можно больше сведений.

Эшер свернул в короткий переулок; плеснула под ногами мелкая лужица. В сгущающемся тумане тлела маленькая жестяная лампа, укрепленная высоко на стене, – единственный здесь источник света. Он снова обернулся, сознавая, что эта часть города не менее опасна, чем берег Темзы. Даже опаснее, потому что стены были настолько высоки, что скрывали трубы и шпили, по которым можно было бы сориентироваться.

Нигде ни единой живой души. «Пора заканчивать и убираться отсюда», – подумал он.

Оказавшись в следующей узкой улочке, Эшер опознал в глухой кирпичной стене с маленькой дверью черного хода тыл искомого особняка Баттиани.

Сзади – совсем близко – послышался шум шагов. Эшер обернулся, припал спиной к стене и был схвачен незнакомцем. Из темноты, тяжело дыша, подбегал второй. Эшер рванулся и нанес тому, что держал его, удар кулаком в челюсть. Мужчина отпрянул, позволив Джеймсу извернуться, но тут в руку вцепился подоспевший сообщник. Ухватив свободной рукой мерзавца за волосы, Эшер бросил его затылком о стену. Машинально отметил резкий запах табака, пота, грязного белья. Боль пронзила бок, но он еще сумел сделать подсечку, отодрать вцепившиеся в горло пальцы и ударить вновь.

Он почти не видел их в темноте узкой улочки и рванул наутек вслепую. Кто-то ухватил его за полу пальто, но не удержал. Он бежал, спотыкаясь, расшибая плечи о стены, упал, оступившись на выбоине мостовой, поднялся снова. Судя по боли в боку, его пырнули ножом.

Эшер метнулся в проулок, который, по его расчетам, должен был вывести на Зейтцергассе, но грязноватый свет из высокого окна справа обозначил перед ним глухую стену. Кинулся назад, за угол, где тени были погуще. Превозмогая боль, извлек из ботинка нож и всмотрелся в гулкую темноту, откуда уже надвигался топот преследователей.

Затем рука, подобная стальным челюстям капкана, взяла его чуть выше локтя, а другая, холодная, как труп, и неодолимая, как смерть, зажала рот. Он был увлечен куда-то назад и вниз, в холодную сырость, пахнущую мокрым камнем, землей, крысами, а затем захлопнулась дверь – и полумрак входа исчез.

Ноздрей коснулся аромат парижских духов, смешанный с запахом свернувшейся крови.

– Не надо кричать, – шепнул женский голос.

Эшер молчал. Его запястья и горло были защищены серебром, но вампир мог в крайнем случае просто свернуть ему шею.

Затем он был отпущен – и вслушался, пытаясь определить, сколько их здесь.

Разумеется, чужого дыхания он не услышал. Спустя секунду прозвучало еле уловимое шуршание юбок.

«Она сказала это по-английски», – наконец сообразил он.

Затем чиркнула спичка.

Эшер моргнул. Крохотный золотой огонек выхватил из мрака белое как мел лицо, вплел светло-коричневые нити в обрамляющие его черные волосы. Джеймс увидел размышляющие глаза вампирши – цвета палой листвы на дне мелкого пруда.

И узнал Антею Фаррен, герцогиню Эрнчестер.

– Я не понимаю причины, – сказал Исидро.

Садясь за карты, он снимал перчатки. Руки у него были тонкие, белые, с длинными пальцами, и Лидия вновь обратила внимание на утолщенные ногти. Мышцы не увеличены нисколько, хотя она знала, что эти изящные руки с легкостью могут гнуть стальные прутья.

– Я предполагаю, что причиной является некий вирус или даже несколько вирусов.

Лидия рассортировала свои карты: туз, король, десятка, восьмерка и семерка червей; дама, валет, семерка и десятка пик; почти нет треф – одна десятка; дама и валет бубновой масти.

Вагон первого класса был погружен в сон.

– Потому что клетки тела перерождаются?