Путешествуя с призраками. Вдохновляющая история любви и поиска себя

Прежде чем мы с ним успели погрузиться на «Эксплорер» для проведения следующего антарктического сезона, корабль столкнулся с айсбергом. Сидя в крохотной темной съемной квартирке в Лондоне, мы смотрели в прямом эфире, как все, кто был на борту, эвакуируются на «зодиаках», а сам корабль медленно тонет. Наша каюта по левому борту за номером 201, мой пиратский костюм, его ботинки и «болотники», пятно от красного вина в носовом лаунж-баре – все это погрузилось на глубину четырех тысяч футов на дно пролива Брансфилд.

Более двух с половиной лет спустя – и на противоположной стороне земного шара, на Фуглесонгене, крохотном необитаемом островке в Северном Ледовитом океане, – мы поженились. Был расположенный на восьмидесятом градусе северной широты скалистый заснеженный пляж, обращенный лицом к Северо-Западным островам арктической Норвегии. На этом пляже в солнечном свете стояли только мы втроем – парень, который проводил церемонию, был одним из тех, с кем мы работали в Антарктике. Но в то утро мы видели десять белых медведей, за нашими спинами чирикала колония малых гагарок (fuglesang означает «птичья песня»), а на горке над нами северные олени пересекали заснеженные склоны. Все мы были в спасательных жилетах, у каждого на плече карабин – необходимая мера предосторожности из-за присутствия медведей. Кольцо в прошлом было деталью морской рации. И я была на седьмом месяце беременности.

Это история об обретении любви и о том, как я училась жить без утраченного. Но в основном это история обо всем, что было между тем и другим.

В книгах, которые я читала, и фильмах, которые смотрела после смерти Шона, меня всегда изумляло и поражало то, как быстро сюжет проскакивает сквозь скорбь и дальше – к выздоровлению и усвоенным урокам. Мой собственный путь отнюдь не был этакой приглаженной историей триумфа, одержанного над скорбью. На него ушло куда как больше времени, и дался он мне чертовски труднее, чем я могла себе представить.

Так что эта история – о месяцах после смерти Шона, о том времени, которое пропущено во всех этих книгах и фильмах, о том времени, когда меня только на то и хватало, чтобы понять, как переставлять ноги. И впереди еще были годы бессонницы, внезапных воспоминаний и ночных кошмаров, годовщин и избегания праздников. Мне пришлось учиться вести себя по-вдовьи, а потом учиться переставать себя так вести.

Даже конец истории выглядит не так, как, по моему мнению, должен был выглядеть: мы с мужем пробыли вместе почти девять лет, из них женаты были более пяти с половиной, и у нас родилось трое очаровательных и шумных детей. Я удивила всех, включая саму себя, оставшись в Британии после нашего расставания. Итак, вот она я, живу в большом городе Лондон, вдали от моря, окруженная в собственном доме маленькими мальчиками, говорящими с британским произношением, и лепечущей маленькой девочкой.

Но эта книга – не о моей семье, какова она есть сегодня. Как бы по́лно они ни занимали мои дни, любовь к ним не означает, что я не тоскую по Шону. Потеря Шона – не то, от чего я когда-нибудь смогу оправиться, или отвернуться, или забыть. Его смерть всегда будет преследовать меня. Я всегда буду заворожена его жизнью.

За эти годы я постепенно интуитивно отыскала собственные способы тоски. Сначала я носила тяжелое серебряное кольцо Шона на цепочке на шее и продолжала носить кладдахское кольцо с гравировкой его имени на левой руке[23]. Я по-прежнему иногда ставлю свечи за Шона, поднимаю бокал за него в дни рождения и годовщины. Картонная коробка с большинством его вещей (очками и китайским паспортом, нашими фотографиями, сделанными в Чешской Республике, Марокко, Словении и Испании, его любимой рубашкой в голубую клетку, шарфом с символикой «Барселоны», засушенными розами из гроба и тем дурацким фиолетовым сарафаном, который был на мне, когда он умер) переехала на чердак. Теперь оба серебряных кольца лежат в старой шкатулке с бабочками, принадлежавшей бабушке Джой, вместе с мемориальной открыткой, визиткой из Cadbury Schweppes и предсказанием, попавшимся мне в китайском печенье в тот день, который должен был стать двадцать седьмым днем рождения Шона: «Бывают времена, когда печаль кажется единственной истиной».

Ибо истина состоит в том, что голливудские счастливые концовки не так уж часто встречаются в мире. Иногда принцессы не спасают принцев. Иногда дети так и не находят дорогу домой. В оригинальной версии, в отличие от диснеевского фильма, на рассвете маленькая Русалочка превращается в морскую пену.