Путешествуя с призраками. Вдохновляющая история любви и поиска себя

Когда я в первый раз сказала, что хочу сказать надгробное слово, Кит возразил, что Майкл и Стиви Ди уже произнесли речи, и он не думает, что священник позволит еще и третью. Но я настаивала. И теперь не могло быть и речи о том, чтобы ничего не сказать – после того как мне пришлось побороться за свое место здесь. Полностью занятые церковные ряды были недвижны и безмолвствовали; все смотрели и ждали. Я выдохнула из легких весь воздух и начала заново:

– Когда мои друзья и родственники в США спрашивали меня, что я люблю в Шоне, я говорила им, что он спонтанный, нежный, забавный, верный, честный, участливый, очаровательный и дурашливый. И что у него самое великодушное сердце на свете, не важно, о чем идет речь, – о том, чтобы уступить место в переполненном автобусе, или поднять по лестнице тяжелый чемодан незнакомой женщины, или угощать пивом всех своих приятелей, или покупать подарки для родных. Везде, где мы с ним бывали, он думал о других людях. Когда мы путешествовали по Китаю и Таиланду, он раздавал мелочь и подарки всем маленьким детям, которые попадались ему на пути. Он щекотал девушек, занимался реслингом с парнями и заигрывал с их матерями. Не раз и не два женщины в отелях, где мы останавливались, с которыми он флиртовал, говорили мне, какая я счастливица. И хотя почти невозможно чувствовать себя счастливицей сейчас, потеряв человека, с которым я была готова провести остаток своей жизни, завести детей, вместе стареть… я знаю, что мне повезло любить его и еще больше повезло быть любимой им.

После панихиды и похорон Шона на кладбище Фокнер состоялись поминки – в местном ирландском пабе «О’Салливэн Сайбин». Я вцепилась в свою кружку с «Гиннессом», бесцельно блуждая среди его друзей, которые знакомили меня с его знакомыми.

Девушки, которые учились с Шоном в начальной школе, рассказали мне, каким симпатягой его считали в четвертом классе.

Пожилые женщины, которых я никогда прежде не видела, пожимали мне локоток и говорили, что я молода и красива и что мужчины будут бегать за мной толпами. Что я найду другого. Скоро.

Чей-то брат спросил меня, правда ли, что я была в воде вместе с ним, правда ли, что я первой почувствовала медузу, правда ли, что я пыталась проводить реанимацию, но Шон все равно умер на пляже?

Во мне зародилось желание оказаться в какой-нибудь стране, языка которой я не знаю. Такое ощущение, будто я оказалась там, где меня никто не понимает, уже было, но здесь этот общий словарный запас мне все время мешал.

По-прежнему сжимая в руке кружку с пивом, я рано ушла с поминок вместе с Сэмми, который, по всеобщему мнению, был лучшим другом Шона. Я пронесла эту кружку через пару оживленных улиц и через железнодорожные пути по дороге к квартире Сэмми на Роуз-стрит.

Я знала Сэмми год с лишним. Не так давно он пережил рак и теперь страдал из-за смерти Шона так же сильно, как я. В день похорон Кит отвел меня в сторону и попросил присмотреть за Сэмми, а позднее я узнала, что он так же отвел в сторонку Сэмми и попросил позаботиться обо мне.

Та ночь была ужасна. Мы с Сэмми спали вполглаза, вцепившись друг в друга. Просыпались среди ночи в поту – таком, что простыни промокли насквозь. От слез у нас была так заложена носоглотка, что дыхание получалось затрудненным, и мы будили друг друга громкими свистевшими в носу вдохами и выдохами. Но следующий день обещал быть еще тяжелее.

С тех пор как умер Шон, у меня все время находились какие-то дела: разбираться с тайской полицией, страховой компанией Шона и австралийским консульством, забирать его тело с Пхангана и везти в Бангкок, а потом в Мельбурн, помогать его родителям с похоронами и решать, что сказать в своем надгробном слове.

А этот следующий день был тем днем, когда я должна была решить, что делать дальше.

Я полагала, что у меня сложится какая-то жизнь с семейством Рейлли. У меня были непринужденные отношения с Китом, подкрепленные морепродуктами и ширазом. И Шон говорил, что я нравлюсь его матери, Одри, и что она всегда решала, что ей нравятся его прежние подружки, только после того, как он с ними расставался. Со своими родителями я гораздо более открыто говорила о личной жизни, но Шон сказал, что Одри поймет, насколько у нас все серьезно, когда мы в октябре станем жить вместе.

Я ехала вместе с Рейлли на похороны Шона, мы сидели вместе в первом ряду на панихиде, и это я вышла вперед, чтобы забрать розы из гроба Шона, перед тем как его опустили в землю. После того как я покинула Мельбурн – после того как я обняла и расцеловала его родителей на прощанье и Кит отвез меня в аэропорт, но еще до того, как трава пустила корни на могиле Шона, его родители перестали отвечать на мои звонки, электронные и обычные письма. Во время моего последнего приезда к ним на Дикин-стрит, больше чем через полтора года после похорон, Одри не вышла из своей комнаты.