Путесумасшествие. По белу свету с Гуглом и без него

Медведь на секунду задумывается, затем спокойно ретируется в чащу, а я продолжаю свой маршрут. Зато другого нашего товарища, встретившего медведя через некоторое время, такой контакт полностью выбивает из колеи, и он пару дней годится лишь на то, чтобы меланхолично просеивать пробы грунта в лагере.

Медведи постоянно конкурируют с нами в сборе малины, которой в тех краях было просто не счесть, а также в ловле форели в неглубоких, по локоть, горных речушках.

Настоящие поля земляники и белых (!) грибов для нас – желанный «подножный корм». В дождливые дни, когда работа в условиях гор отменяется, выручают вино и грузинский крепкий самогон (в нашем случае, из алычи) под названием «джипитаури», пить который из-за резкого запаха можно было только, зажав нос.

Абстинентами в тех краях вообще быть трудно.

Наш «уазик» едет в лагерь, забрав в заранее определённых «точках» участников экспедиции с маршрутов. На дороге стоит человек, у его ног притулилась стандартная десятилитровая пластиковая канистра. Он подаёт нам сигнал остановиться. В горах безучастно проехать мимо нельзя. Мы останавливаемся.

– Откуда вы? – интересуется одинокий прохожий.

– Из Москвы…

– Москва? Далеко… далеко… – в раздумье произносит «абориген» и приглашающим жестом указывает на канистру.

Мы отрицательно качаем головами, давая понять, что у нас, мол, работа.

Но этот аргумент не проходит:

– У всех работа… – с железной кавказской логикой парирует осетин.

И всё. Пока канистра нашего «благодетеля» не стала существенно легче, продолжить свой путь нам не удалось. Зато сон был затем глубоким…

Пищу себе мы готовим сами – как умеем. Единственная девушка в нашей компании (начальница экспедиции Аня, точнее, Анна Исаковна, понятно, не в счёт) умела делать это не лучше других. Во всяком случае, не лучше меня, поэтому при минимуме продуктов все обращались почему-то ко мне.

Но минимум – это одно, а полное отсутствие чего-то съедобного – совсем другое. Начальница Аня в такой ситуации, конечно, должна что-то делать, и она срочно отправляется на «уазике» в Гори, чтобы закупиться и спасти нас от голодной смерти на боевом посту.

У Ани находятся и другие дела в Гори, поэтому отсутствует она почти три дня. За это время мы курим вместо сигарет сухие листья не очень знакомых нам деревьев, подстреливаем (как ни жалко!) белок, радуемся каждой помидорине и куску серого деревенского хлеба, которыми нас гостеприимно и сочувственно угощают в кошарах пастухи, если те попадаются нам на маршрутах.

При этом у нас настойчиво выспрашивают, правда ли, что кто-то из селян в горных деревеньках поделился с нами хлебом за плату – если бы это было так (к счастью, с нами такого не случалось), то едва ли «продавец» смог бы остаться жить в данной местности. Законы гор, как известно, строги – хлеб и вода для страждущих и жаждущих не могут быть «статьёй дохода»…

Вечером в лагере после трудового дня мы утешаем себя тем, что методически расстреливаем из ружей самодельную бумажную мишень с не слишком художественным изображением образа Анны Исаковны, прикреплённую к стволу дерева. Чувство голода при этом как-то притупляется…

И вот, наконец, в тиши ночи за несколько километров от нас становится сначала едва различимым, затем уже вполне слышимым шум двигателя нашего «уазика». Его не спутать ни с чем другим, тем более что никакого движения в этой отдалённой от цивилизации горной местности в позднее ночное время, конечно, нет.

Мы все прячемся за палаткой.

– Мальчики!.. – наигранно нежным голосом зовёт нас, выйдя из машины, Аня.

А мы все резво бросаемся, но не в объятия к ней, а к загруженной съестным машине и без разбора хватаем всё, что можно съесть или хотя бы просто надкусить, разрывая на ходу упаковки и обёртки.

Расстрелянный «портрет» Анны Исаковны на дереве в тот момент то ли не успели, то ли не захотели снять…

Когда близится день нашего отъезда в Москву, в лагере устраивается празднество – с изрядным количеством мяса и вина, с салютом. Нам весело и грустно. Почти два месяца мы, москвичи, почти слились с первозданной природой, нашли новых друзей (с частью которых поддерживаем отношения и сегодня). Наш общий «доход» в конечном счёте совсем не велик (питание ведь тоже стоит денег!), но неизгладимых впечатлений куда больше.

Надолго запомнились «сауна» в виде жара от нагретых в костре валунов, накрытых палаткой, поиски пропавших на маршруте в горном лесу (вышли за обрезом карты) наших товарищей обоего пола, когда мы с неимоверным трудом продирались сквозь заросли рододендрона, кляня всё на свете.

Осталась в памяти и бесплодная (к счастью!) ночная охота по просьбе местных жителей на медведя, повадившегося наведываться в деревню в неурочный час. До сих пор не могу забыть смех и радость детей в отдалённых горных хуторах, которых мы пытались развлекать, как могли, в дождливые, нерабочие для нас дни (из-за распространённых тогда в тех неприступных большую часть года краях инцестов детишки были сплошь с врождёнными физическими недостатками; нам было их очень жаль)…