Путевка в семейное гетто

Венька с Тусей ни о чем не думали и наслаждались своим обществом. Супружеское гетто их не пугало. Да и брак им виделся веселой путевкой в счастливую совместную жизнь лет эдак на пятьдесят. Им было интересно друг с другом. Такие разные, на первый взгляд, они, как выяснилось, имели много общего и удачно дополняли друг друга своими достоинствами. Туся смирилась с тем, что Говоров обычный студент, она даже была этому рада, – что бы произошло, если бы настоящий миллионер выяснил, что ее отец не король самоцветов, а простой слесарь в автомастерской?! Пусть даже и «мастер золотые руки», к которому стремятся все состоятельные горожане. Говорову было все равно, кем работает Туськин родитель, он собирался жить с ней совершенно самостоятельно и не хотел от кого-то зависеть. План требовал небольших корректировок на ближайший год, пока Венька оканчивал институт, но был одобрен Тусей после многочисленных прений. А пока довольный Венька кормил благородную собаку Глашку, которая перед этим облизала его с головы до ног, и радовался жизни.

Аня кашеварила на кухне – оставалось совсем немного времени до полной готовности риса. Плов пах необыкновенно вкусно, и девушка с сожалением отметила, что хорошо готовит только тогда, когда у нее плохое настроение. Отчего оно было таким, она знала точно. Одинцов мог бы придумать что-нибудь оригинальное, чем прийти извиняться с двумя билетами на концерт, которые достались не ей, а подруге. Но что можно ожидать от человека, все время проводящего в офисе среди подобных Марине дам неопределенного возраста? До Ани он даже не знал, как приятно пробежать босиком по влажной траве! Или просто пройти по знакомым улицам и послушать музыку города! Аня прислушалась к мелодиям, доносившимся со двора. Нет, не о такой музыке она думает, не о таком мужчине она должна страдать. То, что она страдает, Аня осознавала очень хорошо. Ее ничего не радовало – ни предстоящее веселье, ни то, что до конца заключения на этой дурацкой даче осталось дочитать одну-единственную главу. Там все завершится хорошо, в жизнеутверждающих романах иного конца она читать не хочет. Пусть ее судьба не такая благополучная, как у ее героини, но она не будет сетовать на свою жизнь. Сейчас она доварит плов, подаст его друзьям и пойдет дочитывать книгу. Аня опустила ложку в казан и достала ее с дымящейся горкой плова.

– Вкусно? – поинтересовался Одинцов за ее спиной. Девушка чуть не подавилась. – Извини, что беспокою снова, – Дмитрий прошел, встал рядом с ней и нежно поглядел на ее раскрасневшееся лицо. – У меня есть еще два билета. На сегодняшний концерт Сердючки. Места не в первом ряду, но все будет отлично видно. Я заеду вечером за тобой. Ты согласна?

– На автомобиле? – как последняя идиотка поинтересовалась Аня.

– Да. – Одинцов удивился вопросу. – Сейчас милиция осмотрит его как улику, к вечеру мне поменяют колеса, и мы сможем поехать на концерт. Два билета, места хорошие.

Одинцов заговорил медленно, наклоняясь к Ане, у которой подкосились ноги. Сейчас он ее поцелует! И это после того, как он провел ночь с неизвестной девицей, требовавшей скинуть с нее всю одежду. Кто-то невидимый дернул Аню за ниточку, и она выпалила:

– Это я проколола колеса твоего автомобиля! – После этого признания ей стало так легко и спокойно, что она была готова тут же протянуть руки для наручников и отправиться «мотать срок».

– Ты?! – воскликнул Одинцов, отступив на шаг. – Неправда!

– Правда, – довольная тем, что сказала правду, подтвердила Аня. – Чистая правда. Проколола отверткой все четыре колеса.

– Зачем?! Почему?! Ради чего?! – неистовствовал Одинцов, переменившийся в лице.

Аня промолчала. Не могла же она признаться, что поступила так из-за глупой ревности. Пусть Дмитрий встречается с кем хочет, раздевает кого хочет, водит на концерты всех кого ни попадя. Она не станет одной из многих! Аня с вызовом поглядела в глаза Дмитрия, тот фыркнул, бросил на стол билеты и выбежал за дверь.

– Собственник! – крикнула ему вслед Аня, села за стол и заплакала. Но это были не слезы облегчения, это было страдание по ушедшей любви. Мужчина, так трепетно относящийся только к груде железа, ей не нужен.

Вернее, ему не нужна она. Аня взяла билеты и сквозь слезы рассмотрела места: пятый ряд, кресло двенадцать и тринадцать, они сидели бы рядышком. И Одинцов держал бы ее руку в своей, говоря на ушко разные приятные слова… От этого ей стало еще горше, и она зарыдала взахлеб.