В течение той ничтожно малой доли секунды, что просуществовала дыра, она смещалась взад и вперед во времени самым невероятным образом. Где-то в отдаленном прошлом она нанесла серьезные повреждения небольшой случайной группе атомов, дрейфовавших в стерильной пустоте пространства, после чего они соединились друг с другом в весьма экстраординарные модели, которые в самом скором времени обучились самокопированию (это, собственно, и есть самое экстраординарное свойство моделей атомов) и в дальнейшем принесли массу беспокойства тем планетам, куда им довелось попасть. Так во Вселенной зародилась жизнь.
Пять диких событий Мальстрема закрутились в жестоких вихрях беспричинности и выплеснули мостовую.
На мостовой лежали Форд Префект и Артур Дент. Они открывали и закрывали рты, подобно рыбам, выброшенным на сушу.
– Вот, пожалуйста, – задыхаясь, выговорил Форд, цепляясь за мостовую, несущуюся в третьем приближении к неизведанному, – я же говорил, что-нибудь придумаю.
– Конечно, – сказал Артур, – конечно.
– Видишь, как я догадался, – хвастанул Форд, – поймать пролетающий звездолет и спастись.
Настоящая Вселенная изогнулась под ними тошнотворной дугой. Многочисленные параллельные вселенные стадами горных коз продефилировали мимо. Первичный свет взорвался, разбрызгав повсюду желеобразные куски пространства-времени. Время распустилось, материя съежилась. Самое большое простое число беззвучно сформировалось в углу и тут же спряталось навсегда.
– Иди ты, – отмахнулся Артур, – шансы против этого были астрономические.
– Зато сработало, – хихикнул Форд.
– Что это за корабль, куда мы попали? – спросил Артур. Под ними разверзлась бездонная яма вечности.
– Не знаю, – ответил Форд, – я еще не открывал глаза.
– Я тоже, – сказал Артур.
Вселенная подпрыгнула, замерла на месте, зашаталась и разлетелась в самых неожиданных направлениях.
Артур и Форд открыли глаза и оторопело посмотрели вокруг.
– Боже ты мой, – воскликнул Артур, – похоже на побережье Саутенда.
– Ха. Хорошо, что ты это сказал, – обрадовался Форд.
– Почему?
– Потому что я подумал, что сошел с ума.
– А может, ты и сошел. Может, тебе только кажется, что я это сказал.
Форд подумал.
– А ты говорил? Или нет? – спросил он.
– Кажется, да, – ответил Артур.
– Может, мы оба сошли с ума?
– Может, – кивнул Артур, – даже наверняка, раз думаем, что это Саутенд.
– А ты думаешь, что это Саутенд?
– Да.
– И я.
– Стало быть, мы – сдвинулись.
– Самое время.
– Точно, – подтвердил пробегавший олигофрен.
– Кто это был? – без особого интереса спросил Артур.
– Кто – человек с пятью головами и самбуковым кустом в селедках?
– Да.
– Не знаю. Просто прохожий.
– А-а.
Они оба сели на мостовой и не без стеснения стали наблюдать за гипертрофированными детьми, игравшими в песочек, и дикими лошадьми, с топотом перевозящими по небу штабеля усиленных ограждений для областей неизведанного.
– Ты знаешь, – задумчиво произнес Артур, – если это Саутенд, то он какой-то странный…
– Ты хочешь сказать, что море стоит неподвижно как скала, а здания волнами набегают туда-сюда? – спросил Форд. – Я тоже подумал, что это как-то не так. На самом деле, – продолжал он, наблюдая, как, бумкнув, Саутенд раскололся на шесть равных сегментов, которые закружились в буйной пляске, соединяясь в беспутные, непристойные пары, – тут все очень странно.
Дикие завывания духовых и струнных инструментов засохли в воздухе, на дорогу выскочили горячие пончики по десять пенсов штука, с неба повалила мерзкая рыба, и Форд с Артуром решили побежать за ней.
Они продирались сквозь толстые стены звуков, горы архаичных мнений, долины меланхоличной музыки, собрания неудобной обуви и прочих безделушек, и вдруг услышали женский голос.
Голос звучал мелодично, но говорил только одно:
– Два в степени сто тысяч к одному, и меньше, – а больше ничего не говорил.
Форд соскользнул по световому лучу и завертелся, отыскать источник звука, но не смог увидеть ничего, во что можно было бы поверить.
– Что это за голос? – громче, чем нужно, прокричал Артур.
– Не знаю, – откликнулся Форд, – не знаю. Похоже на значение вероятности.
– Вероятности? Что ты имеешь в виду?
– Ну, вероятность. Как, знаешь, два к одному, три к одному, пять к четырем. А тут говорят, два в степени сто тысяч к одному. Это уже довольно-таки невероятно.
Без предупреждения на них вылился ушат заварного крема.
– И что это значит?! – закричал Артур.
– Что, крем?
– Да нет, значение вероятности!
– Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только, что мы на каком-то космическом корабле.
– Смею предположить, – едко заметил Артур, – что мы не в каютах первого класса.
Ткань пространства-времени забугрилась. Огромными уродливыми буграми.
– Аааааххххггггггг, – сказал Артур, почувствовав, что тело его размягчилось и стало выгибаться в странных местах. – Саутенд, кажется, тает… звезды кружатся…помойное ведро… ноги уезжают на закат… левая рука тоже отвалилась.
Тут его посетила страшная мысль.
– Черт, – сказал он, – что же мне теперь без рук делать с электронными часами? – в отчаянии он скосил глаза, пытаясь найти Форда.
– Форд, – позвал он. – Ты превращаешься в пингвина. Прекрати.