Путеводитель «Автостопом по Млечному Пути»

Пленники сидели в специальных креслах для восхищения стихами — прочно пристегнутые. Вогоны не испытывали иллюзий относительно того, как воспринимается их поэзия. Ранние попытки сочинительства были частью их варварских претензий считаться хорошо развитой и культурной расой. Теперь они продолжали сочинять, движимые неукротимой кровожадностью.

Холодный пот покрывал лицо Форда, стекая по бровям и по электродам, закрепленным на висках. Электроды соединялись с целой батареей электронного оборудования: усилителями образности, модуляторами ритма, поглотителями аллитераций, фильтрами тавтологий. Все устройства были разработаны для улучшения переживания поэзии и гарантировали, что ни один оттенок поэтического замысла автора не будет упущен слушателем.

Артур Дент сидел и дрожал мелкой дрожью. Он понятия не имел, в чем сидит, но ему уже не нравилось все, чему предстояло произойти, и не верилось, что он может ошибаться в своих предчувствиях.

Вогон начал читать зловонный пассажик собственного изобретения.

— О, возбуждают до содомитского хрюканья… — произнес он. Судороги изломали тело Форда: услышанное было хуже того, к чему он приготовился.

— …меня сии позывы болезненные,
Как большая пчела бородавчатая…

— Ааааааффффф! — вырвалось у Форда Префекта, судорожно откидывавшего голову всякий раз, как его тело пронизывал заряд боли. Поодаль он смутно различал Артура, мечущегося в своем кресле с вывалившимся языком. Форд стиснул челюсти.

— Ищу, заклинаю тебя, — продолжал безжалостный вогон, — моя смолофонтанная роза…

Его голос подымался выше, в предчувствии волнующего свершения.

— Меня потряси до крика в судорогах и корчах, о, я тебя, бородавчатоскользкую, крепко сожму, до синяков и чтоб хрустнула!

Вот увидишь!

— Нннннннииииийййййййяяяяяяяяяааааааааааааффффффффф! — прорыдал Форд Префект, и в последний раз судорожно скрючился, когда электроника, усиливая эффект заключительной строки, выдала ему в виски полный заряд. Форд безвольно обмяк.

Артур лежал с вывалившимся языком.

— А теперь, земляне… — проскрипел вогон (он не знал, что, в действительности Форд Префект был родом с небольшой планеты в окрестностях Бетельгейзе, а если бы и знал, то ему было бы плевать).

— Я предоставляю вам простой выбор! Либо вы умрете в вакууме космического пространства, либо… — он выдержал мелодраматическую паузу, — скажете, насколько, по-вашему, хороша моя поэма!

Вогон откинулся в громадном кожаном кресле, формой напоминавшем летучую мышь и наблюдал за пленниками. Он снова улыбнулся.

Дыхание свистело в груди Форда. Он покатал запекшийся язык по пересохшему рту и застонал.

Артур ясно произнес: «Правду сказать, мне очень понравилось». Форд изумленно повернулся к Артуру. Тот сделал попытку, мысль о которой просто не приходила Форду в голову.

Вогон озадаченно поднял брови, которые прикрыли его торчащий кверху нос, что было неплохо уже само по себе.

— Недурно… — проскрипел он в непритворном удивлении.

— О да, — продолжал Артур, — думаю, некоторые метафизические образы действительно были особенно эффектными.

Форд продолжал пялиться на товарища, медленно осознавая совершенно новую для себя идею. Как же таким образом можно найти путь к спасению?

— Хорошо, продолжайте же, — пригласил вогон.

— О… и э… интересны также ритмические решения, которые, пожалуй, создают контрапункт с… э… э… — Артур запутался.

Форд бросился ему на помощь, выпалив наугад: «…контрапункт с сюрреализмом скрытой метафоры…». И запутался сам, но Артур уже был наготове.

— …гуманности…

— Вогонности! — прошипел Форд.

— Ах, да, прошу прощения, вогонности сострадательной души поэта, Артур почувствовал прилив сил, как на финишной прямой, — которая выражается посредством строя строфы, сублимирующего и преодолевающего все это, приходя к основополагающей дихотомии противоположного, — голос Артура зазвучал триумфальным крещендо, — и личность переживает глубокое и живое просветление в… э… — и второе дыхание его покинуло. Форд поспешил нанести coup de grace, милосердно добив несчастного.

— В том, о чем была поэма! — прокричал он и прошептал краешком рта Артуру. — Отлично сработано, это было здорово.

Вогон внимательно рассматривал пленников. В какой-то момент его растравленная расовая гордость была тронута, но он решил, что нет: этого мало, к тому же слишком поздно. Голос вогона стал похож на звук, издаваемый нейлоновым чулком, который царапает когтями кот.

— Вы говорите, что я пишу стихи потому, что моя подлая, черствая, бессердечная натура в действительности скрывает желание быть любимым, — он сделал паузу, — верно?

Форд неуверенно улыбнулся.

— Ну, думаю, что да… Разве все мы, глубоко внутри, знаете ли…

Вогон встал.

— Ну нет, вы совершенно не правы. Я пишу стихи только для того, чтобы моя подлая, черствая, бессердечная натура потешилась. Я все равно намерен вышвырнуть вас с корабля. Охрана! Отвести пленников в третий воздушный шлюз и выбросить их.

— Что? — вскричал Форд.

Громадный молодой вогон подошел и выдернул их из привязных ремней огромными толстыми руками.