Путеводитель «Автостопом по Млечному Пути»

— Зафод, ты сумасшедший! Магратея — миф, сказка, которую родители рассказывают детям по вечерам, если хотят, чтобы те выросли экономистами, это…

— То, на чьей орбите мы находимся, — вставил Зафод.

— Послушай, понятия не имею, вокруг чего можешь вращаться ты, но этот корабль…

— Компьютер! — заорал Зафод.

— О нет…

— Привет! Я Эдди, ваш бортовой компьютер. Чувствую, что здесь собрались просто отличные парни, и будьте уверены: я как следует наподдам любой программе, какую вам заблагорассудится через меня прогнать.

Артур вопросительно поглядел на Триллиан. Она жестом показала ему подойти, но молчать.

— Компьютер, — приказал Зафод, — еще раз скажи точно, какова наша траектория.

— С подлинным удовольствием, приятель. Сейчас мы на высоте трехсот миль на орбите вокруг легендарной планеты Магратея.

— Бездоказательно, — возразил Форд. — Я не доверил бы этому компьютеру сказать, сколько я вешу.

— Само собой, могу это для вас сделать, — обрадовался компьютер, выпустив еще ленточку серпантина. — Могу даже обсчитать ваши личные затруднения с точностью до десятого знака после запятой, если это поможет.

Вмешалась Триллиан.

— Зафод, сейчас мы в любую минуту можем выйти на дневную сторону планеты, — и добавила, — чем бы она ни оказалась.

— Эй, на что это ты намекаешь? Планета там, где по моему предсказанию ей следовало быть, разве не так?

— Да, я знаю, что тут есть планета. Ни с кем не спорю, просто я не отличила бы Магратею от любой другой кучи холодных скал. Если вам угодно, видна заря.

— Ладно-ладно, — проворчал Зафод, — давайте, по крайней мере, насладимся видами. Компьютер!

— Привет! Что я…

— Всего-навсего помалкивай и опять покажи нам планету.

Темная, без различимых деталей, масса вращавшейся под ними планеты еще раз заполнила экраны.

Минуту они глядели молча, но Зафодом овладело болезненное возбуждение.

— Пересекаем ночную сторону, — прошептал он. Планета вращалась.

— Поверхность в трехстах милях под нами… — Зафод пытался возродить в себе атмосферу свершения в преддверии того, что, по его мнению, должно было стать великим мигом. Магратея! Его уязвил скепсис Форда. Магратея!

— Через несколько секунд мы должны увидеть… вот!

Пришел тот самый миг. Блистательная драма рассвета, наблюдаемая из пространства, заставляет трепетать даже самых закаленных звездопроходцев, а двойной восход — одно из чудес Галактики.

Абсолютную черноту внезапно прокололо острие ослепительного света. Оно всползло повыше и вдруг растеклось в стороны, представ клинком в форме полумесяца. Через несколько мгновений были видны оба солнца, очаги света, обжигавшие черный край горизонта белым огнем. Яростные цветные стрелы лучей пронизали тонкую атмосферу внизу.

— Огни зари…! — вздохнул Зафод. — Солнца-близнецы Солианис и Рам…!

— Или другие, — тихо произнес Форд.

— Солианис и Рам!

Солнца изливали пламя в смоляную тьму пространства, а по рубке плыла призрачная музыка: этими звуками Марвин издевательски выражал свою ненависть к людям.

Пока Форд наблюдал за световой феерией, разворачивавшейся перед ними, в нем разгорелось волнение, но только от зрелища новой необычной планеты. Ему и этого было довольно, но слегка раздражало то, что Зафоду нужно было навязать остальным какие-то смехотворные фантазии, чтобы самому проникнуться чувством. Вся эта магратейская чушь казалась ребячеством. Разве мало видеть, что сад прекрасен, если не верить, будто в нем есть феи?

Вся суета вокруг Магратеи Артуру была совершенно непонятна. Он тихонько подошел к Триллиан и спросил, что происходит.

— Я знаю только то, что рассказал Зафод, — прошептала она. Очевидно, Магратея является своего рода старой легендой, в которую никто всерьез не верит. Немного похоже на земную Атлантиду, только сказание гласит, что магратейцы делали планеты.

Артур заморгал, глядя на экраны, почувствовал отсутствие чего-то значительного, и внезапно понял, чего.

— А чай на этом звездолете есть? — спросил он.

Все большая часть планеты разворачивалась под ними, пока Золотое Сердце прочерчивало свой орбитальный путь. Теперь солнца стояли в черном небе высоко, фейерверки зари кончились, и в обычном свете дня поверхность планеты предстала бесцветной и непривлекательной: серой, пыльной, с нечеткими контурами. Она выглядела мертвой и холодной, как склеп. Время от времени далеко на горизонте показывалось что-то обещающее, — ущелья, или горы, или даже города, — но по мере приближения линии смягчались, расплывались в ничто и ничего не обнаруживалось. Поверхность планеты сгладило время и медленное движение разреженного застойного воздуха, истиравшего ее столетие за столетием.

Было ясно, что это очень-очень странно.

Когда Форд рассматривал движущийся под ним серый пейзаж, в него закралось сомнение. Беспокоило необъятность прошлого, присутствие которого ощущалось. Он прочистил горло.

— Ну, даже если предположить, что это…

— Это она, — вставил Зафод.

— …то, чем планета не является, — закончил Форд, — то, что тебе в ней? Там ничего нет.

— Не на поверхности.