Путеводитель хитч-хайкера по Галактике (перевод В.Филиппова)

– Вы ничего не знаете о будущем, – произнес Глубокомысленный, – но в памяти своей, на дисках своих, могу читать в бескрайних показателях истоков будущих возможностей и сроков, и вижу, что придет, настанет день, когда появится тот, с которым не смогу не то что сравниться, но даже приблизительно сказать, какими будут его параметры. И все ж судьба моя – его построить, прежде рассчитав.

Фут тяжело вздохнул, и взглянул на Конкила.

– Может, закончим с этим и зададим вопрос? – сказал он.

Конкил жестом остановил его.

– Что же это за компьютер, о котором ты говоришь? – спросил он.

– Я больше говорить о нем не буду. Достаточно вполне – на первый раз,

– ответил Глубокомысленный. – Теперь задайте мне свои вопросы, и я начну работать. Говорите.

Фут и Конкил в замешательстве пожали плечами. Фут собрался с мыслями.

– О Глубокомысленный, – произнес он, – мы создали тебя, чтоб ты ответил… Мы хотим услышать… Ответ!

– Ответ? – спросил Глубокомысленный. – Какой?

– На Вопрос – Жизни! – выкрикнул Фут.

– Вселенной, – сказал Конкил.

– И Всего Такого, – сказали они хором.

Компьютер поразмыслил пару мгновений.

– Круто, – произнес он.

– Но ты можешь ответить?

Снова многозначительная пауза.

– Да, – сказал Глубокомысленный. – Могу.

– На этот Вопрос есть Ответ? – задохнувшись, возбужденно воскликнул Фут.

– Простой Ответ? – добавил Конкил.

– Да, – ответил Глубокомысленный. – Жизнь, Вселенная и Все Такое. Ответ есть. Но, – добавил он, – я должен его обдумать.

Внезапно торжественность момента была нарушена шумом у дверей. Дверь распахнулась, и в комнату ворвались два разъяренных человека в груботканой бледно-голубой форме Круксванского Университета. Охрана безуспешно пыталась их задержать.

– Мы требуем, чтобы нам разрешили присутствовать! – кричал тот, что помоложе, отталкивая локтем хрупкую симпатичную стенографистку.

– Именно, – вторил тот, что постарше. – Вы не можете нас не впустить! – Он выбросил за дверь младшего программиста.

– Мы заявляем, что вы не можете нас не впустить, – рычал молодой, хотя уже давно был внутри, и никто больше не пытался препятствовать ему.

– Кто вы? – раздраженно спросил Конкил, поднимаясь с места. – Чего вы хотите?

– Я Маджиктиз! – гордо произнес старший.

– А я заявляю, что я Врумфундель! – прокричал молодой.

Маджиктиз повернулся к Врумфунделю.

– Ну и что? – сердито сказал он. – Об этом обязательно нужно заявлять?

– Отлично, – проорал Врумфундель, опуская тяжелый кулак на ближайший пульт. – Я Врумфундель, и это не заявление, а точный факт. Мы заявляем: нам нужны точные факты.

– Нет, не нужны! – разраженно завопил Маджиктиз. – Это как раз то, что нам не нужно.

Едва переведя дыхание, Врумфундель снова закричал: – Нам не нужны точные факты! Нам нужно полное отсутствие точных фактов! Я заявляю, что я могу быть, а могу и не быть Врумфунделем!

– Да кто же, черт побери, вы такие? – разъяренно вопросил Фут.

– Мы – Философы! – ответил Маджиктиз.

– Хотя, возможно, и нет, – добавил Врумфундель, предупреждающе грозя пальцем программистам.

– Нет, мы – Философы! – настаивал Маджиктиз. – Со всей определенностью мы здесь как представители Объединенного Союза Философов, Прозорливых и Просвещенных. Эта машина должна быть выключена, и выключена немедленно!

– А в чем, собственно, дело? – спросил Конкил.

– Я скажу тебе, в чем дело, приятель, – сказал Маджиктиз. – В разделении, вот в чем!

– Мы заявляем, – снова завопил Врумфундель, – что все дело может быть, а может и не быть в разделении!

– Оставьте машинам плюсы и минусы, – говорил Маджиктиз, – а мы займемся вечными проблемами. Ты бы проверил, как там с законами. По закону Поиск Абсолютной Истины – и это изложено абсолютно недвусмысленно – исключительная прерогатива ваших мыслителей. А тут заявляется какой-то арифмометр, и сразу ее находит, а мы без работы – так, что ли? В том смысле, что к чему тогда мы будем засиживаться за полночь, и спорить, есть Бог или нет, если эта машина заявляется и на следующее утро выдает тебе номер его телефона.

– Абсолютно верно, – крикнул Врумфундель, – мы требуем точного определения рамок сомнения и неуверенности!

Внезапно величественный голос заполнил помещение.

– Могу ли я сделать замечание по этому поводу? – осведомился Глубокомысленный.

– Мы будем бастовать! – вновь заорал Врумфундель.

– Именно, – согласился Маджиктиз. – На вашей совести будет общенациональная забастовка философов!

Гул в комнате внезапно усилился. Включились дополнительные низкочастотные динамики в лакированных, украшенных простой, но элегантной резьбой, колонках, и придали голосу Глубокомысленного еще больше силы.

– Все, что я хочу сказать, – гремел компьютер, – то, что мои мыслительные цепи сейчас полностью посвящены расчету ответа на Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Всего Такого, – он остановился, чтобы убедиться, что все его внимательно слушают, прежде, чем продолжать, но уже не так громко. – Однако выполнение этой программы потребует некоторого времени.

Фут нетерпеливо взглянул на часы.

– Сколько? – спросил он.

– Семь с половиной миллионов лет, – ответил Глубокомыслящий.