Путеводитель по англичанам

Но почему английская история всегда начинается именно в 1066 году? Конечно, потому, что это привлекает наше внимание к новой франко-нормандской знати и оттесняет на задний план побежденную англосаксонскую знать, ее историю и традиции. Возможно, в те дни, когда радикальные английские круги объединялись под знаменем древних свобод короля Альфреда, безопаснее было сделать вид, что английская история началась только после вторжения.

Проще говоря, этот небольшой заговор должен заставить нас забыть, каким был мир до того, как нынешняя аристократия обосновалась в своих замках и поместьях. Возможно, нашим правителям не хочется лишний раз вспоминать о том, что исход битвы при Гастингсе, как и других решающих сражений английской истории, мог быть совсем другим.

Сакс вовсе не схож с норманном, у сакса суровый нрав;

Сакс может стерпеть немало – но не стерпит попрания прав.
Когда он как бык упрется и вспыхнет в глазах огонь,
Когда пробурчит: «Нечестно!» – о сын мой, его не тронь[18].

Редьярд Киплинг, «Норманн и сакс» (1911)

54 Боффины

Когда изобретателя компьютера Алана Тьюринга в 1942 году отправили в США, чтобы помочь американцам строить собственные машины для дешифровки кодов, он обнаружил там совершенно иной подход к работе, в корне отличающийся от эклектического и в чем-то эксцентричного британского. Вместо странноватых математиков и разгадчиков кроссвордов он столкнулся с группой юристов.

Открытие Тьюринга проливает свет на типично английский подход к решению проблем, который особенно ярко проявился в области взлома кодов во время Второй мировой войны. В секретной конторе Блетчли-парк Тьюринга окружали не только математики, но и лингвисты, специалисты по статистике, создатели головоломок и всевозможные странные личности, от будущего писателя Энгуса Уилсона до будущего министра внутренних дел Роя Дженкинса и будущего историка Асы Бриггса: все они работали в своих домиках, почти не выходя на связь с внешним миром и крайне редко общаясь друг с другом.

В Блетчли-парке обитали египтологи, игроки в бридж и даже присланный по ошибке эксперт по мхам и водорослям (кто-то из ответственных лиц перепутал криптографию с биологическим термином «криптогамия»), который тем не менее сыграл важную роль в разработке способов восстановления кодовых книг, поврежденных морской водой. Историк Хью Тревор-Ропер, часто приезжавший в Блетчли-парк, описывал царившую там атмосферу как «дружественную и неформальную, граничащую с явной анархией». Известно, что один военный полицейский принял Блетчли за военную психиатрическую лечебницу.

Тьюринг был типичнейшим британским боффином, чудаковатым, с непредсказуемой логикой. Во время поездки на велосипеде он надевал респиратор, чтобы уберечься от цветочной пыльцы. Он приковал кружку цепью к батарее и подпоясывал брюки простым шнурком. Его нередко видели небритым и – что было совсем странно в обстановке полувоенной организации – сидящим в уголке с вязанием. Его зачислили в войска местной обороны, но ненадолго: в 1942 году ему это надоело и он перестал являться на сборы. Командир пытался припугнуть его трибуналом, но обнаружил, что в бланке заявления под вопросом «Понимаете ли вы, что, вступая в ряды войск местной обороны, вы обязуетесь подчиняться военным законам?» Тьюринг написал: «Нет».

Блетчли-парк отличал типично английский подход к боффинам – уважение к личным особенностям, глубокая вера в междисциплинарный обмен идеями и уверенность в том, что умные люди должны иметь возможность беспрепятственно изучать все, что их интересует. Этот подход родился раньше Черчилля, но полностью отражал его собственные взгляды.

Черчилль и сам был в чем-то боффином. В 1914 году он задумался о создании танка. Он горячо поддерживал организацию системы плавучих пристаней в гавани Малберри, благодаря которой в «День Д» в 1944 году на побережье Нормандии смогли высадиться союзные войска вместе с военной техникой. Именно Черчилль настаивал на том, чтобы его ученые, особенно физик Р. В. Джонс, продолжали исследование навигационных радиолучей, которыми пользовались немецкие бомбардировщики, в то время как советники по науке уверяли его, что ничего такого нет и быть не может.