Иисус омывает ноги своих учеников (в качестве урока смирения, не обнаруживаемого в синоптических Евангелиях) и затем продолжает вести философские беседы. В ходе этих бесед он делает утверждения, которые у ранних христиан вызывают мысли о неизбежном втором пришествии. Так, он сообщает им о своей предстоящей смерти:
Ин., 14: 2–3.
Это можно было бы интерпретировать как означающее, что он придет невидимым к каждому ученику, когда этот ученик будет лежать на смертном одре, чтобы привести его в подготовленное для него место на небе. Однако есть, конечно, тенденция предполагать, что это (и другие стихи в Евангелии) подразумевало возвращение Христа в славе, и это также не отсрочивалось надолго. Это пришествие должно было осуществить те же цели, которые, как верили иудеи, будут осуществлены Мессией.
Иисус дает еще одно обещание:
Ин., 14: 16–17.
Это обычно интерпретируется как означающее, что христиане будут руководствоваться Духом святым, как только Иисус будет взят у них, и что этот Дух утешит их и будет вести их в верном направлении.
Однако среди ранних христиан не было недостатка в тех, кто персонифицировал Утешителя (или «Параклета», как это слово звучит по-гречески). Им казалось, что Иисус обещал приход нового и более позднего Мессии, который примет вид человека, так же как Моисей, как считается, пророчил приход Иисуса в своем упоминании о Пророке.
Так, примерно в 160 г. (примерно через полвека после того, как было написано Евангелие от Иоанна) некий христианин из Малой Азии по имени Монтан утверждал, что он воплощение Утешителя.
Монтан был отвергнут христианскими священниками как лже-мессия, так же как Иисус был отвергнут еврейскими первосвященниками. И точно так же, как Иисус медленно собирал учеников, число которых выросло после его смерти, так же было и с Монтаном. Секта монтанистов, пуританских в своей доктрине, особенно была сильна в Карфагене и его окрестностях, и среди них был Тертуллиан — первый важный христианский лидер, который мог писать на латыни.
Однако христианство стало более широко распространенным, чем иудаизм во времена Иисуса, и христианство не ослабело после катастрофы, аналогичной разрушению Иудеи римлянами. Следовательно, монтанисты удерживались под контролем. Кроме того, они ожидали своего рода неизбежного второго пришествия, а поскольку этого не происходило, их движение постепенно приходило в упадок. Однако некоторые продолжали существовать вплоть до мусульманского завоевания севера Африки в VII в., которое полностью стерло христианство в этом регионе.
Пилат
История ареста Иисуса и суда над ним в Евангелии от Иоанна в сущности та же, что и в синоптических Евангелиях, но с важным изменением в атмосфере происходящего. Божественный Иисус, изображаемый Иоанном, ни в коем случае не немой и страдающий раб, изображенный Второ-Исайей и синоптическими Евангелиями. Вместо этого Иисус совершенно хладнокровен и всегда контролирует события. Он осознанно идет к своей смерти.
Так, он смело встречает лицом к лицу тех, кто пришел арестовать его, и спокойно объявляет о себе еще до того, как у Иуды появляется возможность указать не него. И когда Пилат спрашивает у него, является ли он Царем Иудейским, Иисус в свою очередь вопрошает Пилата и без труда доминирует в этом обмене фразами:
Ин., 18: 34–35.
Так Пилат явно был вынужден признать, что он ничего не знает о деле и что он является просто выразителем интересов еврейских первосвященников. Таким образом, Иоанн, писавший для своей языческой аудитории, делает больше, чем автор любого из синоптических Евангелий (даже Лука), чтобы снять вину за распятие Иисуса с язычников и перенести ее на евреев.
Еще нагляднее это было сделано на более позднем этапе суда, когда Пилат снова задает вопросы Иисусу. Теперь Иисус молчит, и Пилат в отчаянии говорит: