Путеводитель по картинной галерее Императорского Эрмитажа

К группе испанских “натуралистов” с Веласкесом во главе принадлежат еще Переда (1599 — 1669), Пуга (середина XVII века) и Коллантес. Первый представлен в Эрмитаже двумя первоклассными nature morte (одна помечена 1652 годом), отличающимися от подобных же нидерландских и итальянских картин необычайно “жирной” техникой и красивым спокойным общим тоном “Натюрморт с часами”, “Натюрморт с поставцом”

Антонио де Переда . Натюрмортс поставцом. 1652. Холст, масло. 80х94. Инв. 327. Из собр. Кузвельта, Амстердам, 1815

[53]

Пуга, Антонио Коллантес, Франсиско Гаспар Бесерра

Редчайший мастер Пугаобнаруживается в своем “Точильщике”последовательным реалистом, трезвым наблюдателем жизни и тонким серебристым колористом.

Антонио Пуга. Точильщик. 1635. Холст, масло. 120х160. Инв. 309. Из собр. Кузвельта, Амстердам, 1814

Наконец, о превосходном пейзажисте Коллантесе(1599 — 1656) можно иметь представление по строгой внушительной его картине “Св. Иоанн Креститель” (В наст. время — Иоанн Креститель в пустыне). [54]

Гаспар Бесерра (В наст. время Доссо Досси (Джованни де Лутери)). Сивилла. Середина 1530-х. Холст, масло. 69х84. Инв. 7

Мурильо, Эстебан Бартоломе

Всего 18 лет отделяют год рождения Веласкеса от года рождения второго великого испанского художника Хосе Эстебана Мурильо (1617 — 1682), и, однако, оба представляют два совершенно разных мира. И Мурильо вышел из “Караваджо”, из натурализма. Это доказывают его первые работы (например, “Св. Диего с нищими” в мадридской Академии), а также его сцены с уличными ребятишками. Однако во всем своем облике он все же становится почти антиподом натуралистов. В нем сказывается огромный перелом в культуре.

Приблизительно в 40-х годах XVII века на смену мужественности и героизму по Европе пронеслась какая-то волна женственности и аффектации. Быть может, тому способствовали окончание 30-летней войны и паника, вызванная всюду успехами английской революции. В Испании эта волна совпала с усилением религиозной экстатичности, с появлением новых святых, с успехами инквизиции, наконец, с началом падения политического могущества. Испанское искусство с середины XVII века теряет свое прежнее здоровье, свою бодрость и простоватую искренность и начинает приобретать определенно “прециозный” характер. Это совпадает с появлением в испанской архитектуре вычурного, жеманного барокко, быстро превратившегося к концу XVII века в какую-то бешеную оргию форм, в одну из самых странных “болезней” европейского искусства.

Мурильо, некогда любимец толпы и эстетов, ныне несколько утратил свою популярность, и это больше всего потому, что вся психология характерного XVII века чужда нашему времени. Мы требуем от “стариков” или потрясающих эмоций, простой искренности или, наконец, того, чем более всего занята современная живопись, удачного разрешения чисто красочных задач. Мурильо для нас слишком нежен, деликатен, “благовоспитан”, “надушен”. Ему далеко до трагического мятежа Микель Анджело, до коварной ласки Леонардо, до откровенной чувственности Тициана, до экстаза Теотокопули; ему далеко и до бодрой правды Караваджо, Рибейры, Сурбарана, Веласкеса, Рубенса. Он не скажет ни одного слова просто. Он не положит ни одного яркого тона. Его особенность вся таится в какой-то неуловимости, в какой-то вуали, в “деликатности”, в “дискретности”.

И все же современное отношение к Мурильо несправедливо. Ведь это просто огромный, первоклассный мастер, и совершенно особенный мастер. Во время его короткого пребывания в Мадриде [55]сильнейшее впечатление на него произвели фламандцы. И несомненно, что Мурильо отражает некоторые черты их, и более всего Ван Дейка (наше “Бегство в Египет” одно из самых определенных таких отражений). Однако все же манера письма Мурильо, его краски, его типы — все это совсем ни на кого не похоже, принадлежит целиком ему, и произведения Мурильо отличит даже профан среди тысячи картин. Но не только Мурильо мастер, виртуоз, волшебник, каким-то дуновением создававший свои картины (изумительна именно эта неуловимость техники Мурильо), но Мурильо и прелестный, если не захватывающий, поэт. Чтобы оценить его по достоинству, лучше всего начать изучение его искусства по жанровым картинам, в которых столько милой непосредственности. Его картины-этюды - точно какие-то автобиографические воспоминания.

Бартоломе Эстебан Мурильо . Мальчик с собакой. 1650-е. Холст, масло. 60х70. Инв. 386. Из собр. Герцога Э. Ф. Шуазеля, Париж, 1772