К тому времени, когда Хэл стал королем Генрихом V, гонения на лоллардов достигли пика, и жизни Олдкасла стала угрожать опасность. Генрих V, который не хотел наказывать друга юности, но не мог нескончаемо сопротивляться требованиям церкви (в частности, потому, что нуждался в финансовой помощи церкви для ведения агрессивной войны во Франции), лично обратился к Олдкаслу с просьбой покориться и отречься от ереси.
Олдкасл отказался сделать это и был осужден как еретик в сентябре 1413 г. Король отсрочил его казнь на сорок дней, надеясь, что Олдкасл передумает. Но Джон упорствовал; он сумел бежать и попытался поднять восстание. В частности, в его планы входило похищение короля.
Попытка похищения была плохо подготовлена и провалилась, но Олдкасл бежал снова и скрывался в холмах Уэльса еще четыре года, затем его схватили. Наконец 14 декабря 1417 г. Олдскасла казнили по принятым тогда правилам: как еретик он был приговорен к сожжению на медленном огне, и постепенно его зажарили до смерти. Генрих V был не в силах его спасти.
Почему же сэр Джон Олдкасл, храбрый воин, видный реформатор и мученик, выступает в «Знаменитых победах» как отрицательный герой? Он был еретиком, не так ли? И изменником тоже. А автор пьесы, бездарный писака, не сумел преодолеть тогдашних стереотипов.
Однако во времена Шекспира Кобемы по-прежнему оставались знатным и влиятельным родом. Они могли не обращать внимания на то, как выведен сэр Джон Олдкасл в «Знаменитых победах», поскольку в этой бездарной пьесе ему была отведена эпизодическая роль.
Однако после премьеры пьесы Шекспира, которая тут же обрела неслыханную популярность, Кобемы несказанно обиделись за своего предка, который выступает там как один из главных героев и изображен в комическом виде. Кроме того, за прошедшие два века Англия стала в основном протестантской страной, где Олдкасла почитали как предтечу протестантов и мученика веры, а потому негодование испытывали не только Кобемы. Шекспир был гением, но при этом обладал прекрасным коммерческим чутьем. Он не собирался ссориться с публикой, а потому сразу же согласился изменить имя персонажа и сделал это еще до напечатания пьесы.
Однако современнику Шекспира лорду Кобему это не помогло. Политические оппоненты тут же прозвали его «сэром Джоном Фальстафом».
Но если Шекспир отказался от имени Олдкасл, то откуда он взял «Фальстафа»?
Когда принц Хэл стал королем, у него появился другой приятель, сэр Джон Фастолф, сражавшийся с ним во Франции и хорошо зарекомендовавший себя во многих битвах. Однако был случай, когда его заподозрили в трусости. Обвинение не подтвердилось, и в конце концов он оправдался. Однако в более ранней пьесе Шекспира «Генрих VI» (часть первая), где Фастолф играет эпизодическую роль, он изображен трусом, бежавшим с поля боя.
Ничего другого Шекспиру не требовалось. У принца Хэла был друг, который зарекомендовал себя трусом. Драматург изменил несколько букв в имени, и в результате родился сэр Джон Фальстаф.
Фальстаф и принц Хэл состязаются в остроумии; обычно это состязание заканчивается вничью. Принц постоянно атакует, но, хотя Фальстаф является прекрасной мишенью (как в прямом, так и в переносном смысле), он великолепно уклоняется от ударов и дает сдачи.
Однако смысл этого обмена остротами со временем стал непонятен, не говоря о том, что за четыре века наше чувство юмора сильно изменилось. Непонятное можно объяснить в примечаниях, но соль шутки, конечно, будет при этом утрачена. Например, первая реплика принца Хэла, адресованная Фальстафу, гласит:
У тебя так ожирели мозги от
В оригинале используется выражение «old sack» (буквально: «старый мешок»).[77]
Однако из контекста выясняется, что речь идет о каком-то алкогольном напитке[78]. Но это совсем не тот напиток, который потребляют современные алкоголики (к коим мы автоматически причисляем и Фальстафа). Речь идет всего-навсего о любомПриведем еще один пример. Фальстаф начинает фразу:
Знаешь, душенька…
Слово «marry» — обычное для Елизаветинской эпохи обращение друг к другу, которым в наши дни не пользуются. Поначалу кажется, что оно лишено смысла. Однако на самом деле это сильно сокращенное выражение «клянусь Девой Марией» («by the Virgin Магу»), аналогичное выражению «dear me», которое является искаженным итальянским dio mio, то есть «боже мой». Такие клятвы считались в порядочном обществе чем-то вроде обеззараживающего средства, которое применяли перед тем, как вступить в диалог с уважаемым человеком.