Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы

Когда на сцену выходит толстяк, за которым семенит передразнивающий его паж, публика покатывается со смеху и не успокаивается до тех пор, пока актер, играющий Фальстафа, не останавливает ее. После короткой пикировки с пажом (в которой толстяк, к восторгу публики, оказывается посрамленным) Фальстаф описывает свое главное достоинство как персонажа:

Каждый считает своим долгом изощрять на мой счет остроумие, точно на свете нет другого развлечения. Я не только каламбурю все время сам, но даю еще пищу чужим шуткам.

Акт I, сцена 2, строки 6–11

Здесь Шекспир расхваливает самого себя, хвастаясь успехом придуманного им персонажа и открыто заявляя, что никто не смог бы сделать это лучше.

«…Баснословный подлец!»

Но теперь Фальстафу не позволяют видеться с принцем так часто и долго, как это было в первой части «Генриха IV». Конечно, принцу нужно дать возможность вновь помириться с королем, но после Шрусбери и победы над Хотспером он просто не может остаться прежним Хэлом. Во второй части «Генриха IV» ему позволено провести с Фальстафом всего одну сцену, где они общаются как в добрые старые времена.

Поэтому на протяжении многих сцен над Фальстафом подшучивает уже не принц, а другие персонажи.

Так, когда Фальстаф важно спрашивает, где атлас, который он заказал у некоего купца, маленький паж подчеркивает несостоятельность претензий старого рыцаря, хладнокровно отвечая, что купец не верит в кредитоспособность Фальстафа, а в поручительство Бардольфа — еще меньше. Униженному Фальстафу остается только цветисто обругать купца:

Пусть сгорит он в таком случае от жажды, как богач в притче. Что за баснословный подлец!

Акт I, сцена 2, строки 36–37[112]

Фальстаф, как всякий не слишком набожный человек, любит приводить примеры из Библии. Проклятый обжора — это Дайвс-богач, который отправился в ад, где постоянно страдал от жажды. В Евангелии от Луки описано, как этот богач просит послать к нему нищего Лазаря, попавшего в рай, чтобы тот «омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучусь в пламени сем» (Лк., 16: 24).

Ахитофел был советником Давида, но изменил старому царю и присоединился к заговору Авессалома, сына Давида. Заговор провалился, и Ахитофел покончил с собой, повесившись на суку. С тех пор его имя стало высокопарным символом предателя, причем предателя, которого ждет ужасный конец.

«Должностное лицо, которое посадило принца в тюрьму…»

Но еще большее унижение выпадает на долю Фальстафа, когда на сцене появляется лорд верховный судья (настоящее имя которого Уильям Гаскойн; правда, Шекспир нигде его не упоминает). Он — символ верховенства закона и играет очень важную роль в легенде о беспутной юности принца Хэла.

Эта легенда, впервые опубликованная в 1531 г., через сто лет после смерти Хэла, была частично изложена в «Знаменитых победах Генриха V» (см. в гл. 7: «Ну, Хэл…») и является самым полезным эпизодом этой бездарной пьесы, вдохновившей Шекспира на создание своей версии. Согласно ей, верховный судья арестовал одного из безродных приятелей принца. Принц потребовал освободить его, однако верховный судья учтиво отказал ему. Принц вышел из себя и ударил верховного судью.

Верховный судья с прежней учтивостью объяснил, что как человек он стерпел бы от принца побои, но как должностное лицо он представляет его величество короля, поэтому удар принц нанес королю. Вслед за этим судья арестовал принца и посадил его в тюрьму.

Хотя Шекспир не включил эту сцену в первую часть «Генриха IV» (возможно, чувствуя, что этот эпизод представляет принца в невыгодном свете), однако он рассчитывает на то, что публике все известно, и предполагает, что одного беглого упоминания о случившемся вполне достаточно. Когда входит верховный судья, паж говорит Фальстафу:

Сэр, вон должностное лицо, которое посадило принца в тюрьму за то, что тот набросился на него с кулаками, заступаясь за Бардольфа.

Акт I, сцена 2, строки 57–58

«…К суду за ограбление»

Верховный судья замечает Фальстафа и спрашивает, кто это. У него есть основание предъявлять претензии этому человеку, потому что дело о грабеже в Гедских холмах (см. в гл. 7: «Первый молодчик…») еще не забыто. Хотя принц с лихвой вернул пострадавшим деньги, однако разбойное нападение есть разбойное нападение, а в те времена подобные преступления карались виселицей.

Преступление осталось нераскрытым, и верховного судью это сильно волнует. Разговаривая с слугой, который узнал Фальстафа, лорд верховный судья спрашивает: